Причиной того, что воля грешника так медлительна в решимости последовать гласу благодати Божией, зовущей его к покаянию, есть крайнее забвение о Боге, невнимательность к своему спасению, некоторая недоверчивость к предметам духовным и пристрастие к чувственному. Мысль о Боге, о добродетели и вечной жизни только изредка посещает душу грешника, и тотчас же изгоняется из нее впечатлениями предметов чувственных, которые устремляются в его душу с некоторым как бы насилием, наполняют ее и не дают в ней места никаким другим мыслям и чувствованиям. Недуг этот настолько общ всем людям и такой сильный, что и для тех, которые, по длительному упражнению, привыкли уже быть всегда с Богом, нужно постоянно прилагать усилия, чтобы воспротивиться чувственным впечатлениям, готовым преклонить душу их ко внешнему и отвлечь от предметов духовных. Но человеку, охваченному чувственностью, духовное обновление и исправление сердца представляется чем-то совершенно невозможным и не совсем нужным. Ему кажется, что он и всегда будет жить так же благополучно, как жил до этого; а потому и нечего опасаться. Ослепление это некогда пройдет: смерть откроет глаза грешнику, и он увидит всю важность того, что раньше казалось ему неважным. Но это вразумление будет уже поздно; за ним последует наказание, а не исправление. Самым лучшим врачевством против такого недуга было бы размышление о драгоценности для нас вечного блаженства, с которым ничто земное сравниться не может, размышление о необходимости и важности нравственного исправления и обновления, которого требует от нас Евангелие, если бы только грешник был способен к подобным размышлениям.
Чтобы сколько-нибудь отвлечь душу свою от всего земного, чувственного, возбудить себя к размышлению о важности и необходимости нравственного исправления, мужи, опытные в духовной жизни, советуют размышлять о непостоянстве и тленности всего земного, о смерти, которая лишит нас всего, чем услаждались чувства, к чему прилеплялось сердце наше в настоящей жизни, поставит нас одних со своей совестью на суд Бога Правосудного: «Поминай (о смерти и Суде Христовом) часто, — говорит один пастырь Церкви, — и рассуждай: «благополучие и неблагополучие временное минует, но то, что по смерти будет, не минует. Все здесь мирское останется и само тело в землю погребется, а одна душа на оный век отыдет и с ней добродетель, или грех неотступно. Горе душе, когда с грехом отыдет! Ибо с чем отыдет, с тем и на суде Христовом явится. Поминай это и будешь себя очищать покаянием». К подобным размышлениям способен всякий, ибо для всякого нет ничего известнее смерти; а за гробом только два места: блаженство с Богом и ад с диаволом. Итак, почувствовал в сердце зов благодати Божией, спроси самого себя, как бы стоя на краю гроба: «Где хочешь быть вечно — в царстве Отца Небесного, или в аду? С Богом, или с диаволом?» Одно из двух неизбежно. После этого само собою откроется, как важно и необходимо еще в этой жизни возродиться нравственно и начать жить с Богом.
С этим размышлением должна соединиться мысль об опасности противиться возбуждениям Промысла Божия. Возбуждение благодати Божией есть необходимое условие, при котором возможно истинное исправление: противиться этому возбуждению значит отдалять и отвергать то, что всего важнее и необходимее в жизни нашей, и что непременно должно когда-либо произойти. Притом нельзя знать, не есть ли полученное действие Промысла последнее в нашей жизни? Отказываясь от послушания ему, не делаем ли исправления нашего невозможным навсегда? При такой неверности земной жизни, которая может кончиться с каждым мгновением, нельзя полагаться на то, что не будет еще недостатка в случаях к обращению. Для нас совершенно неизвестно, имеем ли мы будущее, или нет, и не будем ли застигнуты смертью в своем неисправленном состоянии. Более того, если возбуждение грешника есть дело Божие, и если полностью зависит от Его воли о том, когда и как мы должны быть возбуждены от сна греховного; то как знать, что коснувшийся сердца нашего глас благодати не есть последний опыт милосердия Божия для исправления нашего? Как знать, что наша участь не решена уже правосудием? Наконец, если бы мы были даже уверены, что жизнь наша продлится и милосердие Отца Небесного будет еще призывать нас к покаянию, то и тогда упорство наше было бы безрассудно. Послушаем ли когда-нибудь гласа, который отвергли однажды? Из опыта известно, что через каждое таковое упорство нравственная порча увеличивается и состояние грешника становится сомнительнее. Чем чаще человек подавляет в себе благие мысли и чувствования, тем становится легкомысленнее и бесчувственнее; тем более утверждается в закостенелости и готовности противиться действиям благодати Божией; тем ближе становится к ужасному состоянию совершенного ожесточения, из которого переход в царство благодати крайне труден, и почти невозможен.