Об обращении с людьми

Но что делать, когда друзья действительно нас обманы­вают. когда узнаем, что добродушие наше ввело нас в за­блуждение и связало с людьми недостойными. Читатель! я не устану повторять тебе: обыкновенно мы сами тому ви­ной, если в тесном обращении с людьми находим их не та­ковыми, какими прежде воображали. Пристрастия, симпатии, сходство склонностей, вкуса, тонкая лесть, ду­шевная потребность общаться в такие минуты, когда вся­кий, кто принимает в судьбе нашей хотя малое участие, кажется нам благодетелем, - сии и другие подобные впечат­ления заставляют нас представлять людей, коим отдаем свое сердце, такими, какими им быть невозможно. Считая их Ангелами, мы к любимцам нашим гораздо менее снисхо­дительны, нежели к чужим людям, коль скоро замечаем в них человеческие слабости, ибо таким образом защищаем благоразумие своего выбора. Не ожидайте от друга своего сшшком много; тогда человеческий проступок в минуту ис­кушения не изумит, не оскорбит вас. Будь снисходителен, ибо в других случаях сам можешь иметь нужду в снисхож­дении. Не осуждай, да не осужден будешь! - И какое право имеешь ты над нравственностью своего друга? Чем он тебе обязан, кроме верности, любви и услужливости? Кто сделал тебя его судьею? Ищи человека сверх совершенного на зем­ном шаре! ищи его во весь твой век; но тщетно будет твое старание: ты не найдешь такого!

Более всего остерегайся верить злословию слабых и дур­ных людей. Человек, который сегодня превозносит другого до небес и готов разделить с ним последний кусок хлеба, а завтра, услышав от какой-нибудь злой старухи глупую о нем сказку, готов признать его за презрения достойного об­манщика; человек, который старинного испытанного друга своего может считать способным к злодейству потому толь­ко, что подлая чернь его в том обвиняет, даже когда правдо­подобие на стороне клеветы, - такой слабодушный человек заслуживает только презрение, и потеря дружбы его есть совершенная выгода. Внешность часто бывает обманчива; можно иметь причины, даже быть иногда в необходимости оставлять некоторые двусмысленные поступки без объясне­ния; но что человек с душой благородной не совершит пре­ступления, - нужно ли в том иное доказательство, кроме того, что человек благородный никогда злодеем быть не мо­жет?

(22) .

Но если друг наш в самом деле нравственно испортится или если сердце наше до такой степени в нем ошибется, что он употребит во зло наше доверие, будет платить нам не­благодарностью - что тогда? Тогда он перестанет быть нам другом. Я полагаю, однако, что и тогда он не более и не ме­нее имеет права на нашу снисходительность, как и всякий другой человек. Я считаю ложною чувствительностью, сме­шанную с тщеславием, по которому мы не охотно обманы­ваемся, если мы думаем, что должны щадить такого бесчестного человека по тому, что он был нам другом. Одна только мысль может побудить нас к снисхождению: что че­ловеческое сердце имеет слабости и что мы легко слишком далеко простираем свою неприязнь, коль скоро мщение вмешивается в наши суждения. С другой стороны, обстоя­тельство, что мы были обмануты, ни сколько не увеличива­ет вины обманувшего нас, не дает нам права вооружаться против него более, нежели против всякого другого бездель­ника, обманывающего других людей.

ГЛАВА VII.

О взаимных соотношениях между господами

и служителями.

О).

Довольно прискорбно, что большая часть людей при­нуждены слабостью, бедностью и другими обстоятельствами повиноваться малому числу, что нередко лучший должен покоряться воле худшего. И потому не требует ли человеко­любие, чтобы те, которым судьба дала способы услаждать жизнь собратьев своих и облегчать возложенное на них иго, пользовались сим счастливым своим положением?

(2) .

Но к сожалению не менее справедливо и то, что большая часть людей рождены для рабства; что благородные, истин­но великие качества суть, по-видимому, наследие только малого числа смертных. Не столько в природных способно­стях. сколько в образе воспитания, в духе испорченного рос­кошью времени нашего должно искать источник сего зла. Роскошь производит множество новых потребностей, при­водящих нас в зависимость от других людей. Всегдашняя алчность к приобретению и наслаждению рождает подлые страсти, заставляет нас ползать и унижаться для получения того, что мы считаем необходимым для своего существова­ния: напротив того, умеренность и воздержанность суть ис­точники всех добродетелей и истинной свободы.

(3) .