Обещания и гранаты

После короткого осмотра мы поняли, что меня никто не насиловал, и мы отправились вниз. Марселин дала мне обезболивающее, и мы вышли во двор через заднюю дверь. Как только мы обошли дом и оказались у небольшой лачуги, меня осенило.

– Знаешь, – говорю я, пока мы идем вглубь постройки, пытаясь заглушить сердце, колотящееся в ушах, – это место не такое уж и укромное. Я сразу поняла, что к чему, еще в первый день.

Кэл бросает на меня взгляд и включает свет в коротком коридоре.

– Я ни от кого этого и не скрываю.

– Нет?

– От людей на острове? Вряд ли.

– Потому что тебе принадлежит половина всего здесь? – Мы доходим до конца коридора и останавливаемся перед закрытой дверью.

– Мне не принадлежит половина острова, – отвечает он, смахивая пушинку с моего халата. – Я инвестировал во многие прибыльные заведения здесь и унаследовал несколько коммерческих зданий. В добавок к этому, я проработал волонтером огромное количество часов в местной больнице, а еще часто предоставляю гранты для исследовательских программ и тому подобного.

– Значит… тебе принадлежат люди. – Что, как я полагаю, объясняет, почему никто не вмешался тогда в баре. Кто захочет лезть в дела дьявола?

– Ты удивишься, когда узнаешь, на что люди готовы закрыть глаза, когда их нужды удовлетворяются. И даже больше.

Затем Кэл открывает дверь, и мы оказываемся в огромной комнате со стенами из цемента, заставленной шкафчиками. В центре лежит Винсент, раздетый, пристегнутый ремнями к каталке, во рту грязная тряпка.

По моей коже бегут мурашки, когда я вижу рану размером с десятицентовую монету в его животе и окровавленную марлю вокруг его левой руки. Рядом с каталкой стоит небольшая тележка на колесиках, на ней расположились различные инструменты рядом с подносом, на котором лежат ногти.

И они не просто сострижены.

Кэл подходит к раковине и ополаскивает руки. Он смотрит на меня, пока вытирает их, на лице непонятное выражение.

Я сглатываю ком в горле, вхожу внутрь, позволяя двери захлопнуться за моей спиной.

Винсент стонет, глаза расширяются, когда он видит меня, и начинает дергаться на месте. Пытаясь порвать ремни, он трясется с такой силой, что каталка двигается вперед-назад.

– Что ты будешь с ним делать? – спрашиваю я, глядя, как Кэл приближается к Винсенту и берет со столика какой-то пузырек и шприц.

Он прищуривается, переворачивает пузырек, втыкает иглу через крышку и наполняет шприц. Поставив склянку обратно, он поднимает взгляд на меня, не прерывая зрительного контакта, вонзает иглу в шею Винсента и вводит содержимое.

Крики Винсента становятся громче и интенсивнее, словно кто-то насильно вырывает их из его груди.

Мое сердце начинает биться все чаще, пока я смотрю на его страдания и агонию. Не знаю, насколько сильную дозу Кэл ему ввел, отключится ли Винсент, прежде чем Кэл перейдет к главной части.

– Времени мало, – говорит Кэл, надевая пару резиновых перчаток. Он поднимает с пола циркулярную пилу и вставляет вилку в ближайшую розетку.

Я приоткрываю рот.

– Ты собираешься использовать это?

Бросив взгляд на пилу, он кивает.

– Я такого не прощаю, Елена. Человеку, который перешел мне дорогу, не будет пощады.

Все происходит не так быстро, как я ожидаю, но как только Кэл подносит лезвие к груди Винсента, я не могу отвести глаз, зачарованная тем, как кожа и кости расступаются перед ним, преклоняясь перед силой и точностью Кэла.

Словно души, которые преклоняются перед смертью.

Все мое нутро горит, пока я наблюдаю за его работой, наполняясь тревогой, правда, не от крови передо мной, а от того, что мне вовсе не противно.

Я жду, пока наступит шок, пока тело онемеет, а мозг попытается защитить меня от травмы, но этого не происходит. Небольшой огонек горит в моей груди, пока Кэл вскрывает Винсента, и я сжимаю бедра, чтобы сдержать чувства.

Может, дело в том, что я принцесса мафии; смерть мне определенно знакома.

Или, может, дело в том, что жестокость всегда была мне присуща, всегда владела мной так, как никем другим.

Когда растешь в мире la famiglia, ты учишься привыкать к жестокости. Давать сдачи, когда появляется возможность, но в целом, а особенно если в деле замешаны мужчины, учишься мириться с ней.

Вот почему я собиралась выйти замуж за Матео де Лука.

Вот почему думала, что смогу справиться с ним.

Когда Кэл заканчивает через несколько минут, вытирает лицо предплечьем и размазывает кровь по щеке, меня встречает опьяняющая, мощная волна возбуждения.

Быстро прибравшись, он ведет меня от лачуги обратно в дом; я даже не сопротивляюсь, слишком потерянная в шторме, бушующем внутри меня и угрожающем затопить все вокруг мощным ливнем.

Приведя в ванную, примыкающую к нашей спальне, он останавливает меня перед стеклянной душевой, тянется внутрь кабинки и открывает кран. Его руки покрыты кровью Винсента, одежда испорчена, но, кажется, ему абсолютно наплевать, когда он тянется ко мне.

Воздух густеет от пара и страсти, тяжело давит на нас, пока мы молча стоим друг напротив друга.

Скинув халат с моих плеч, он не сводит с меня глаз, словно боится, что может разрушить этот хрупкий момент.