Скользя пальцами под платьем, тем же красным, что было на мне вчера, он начинает медленно подниматься вверх по моим бедрам, останавливаясь на мгновение, когда достигает самого пика.
Кэл сглатывает в тот же момент, когда прохладный воздух обдает мои кружевные трусики, отчего по бедрам бегут мурашки. Проведя пальцем по шраму, он хмурится, когда я морщусь, прикусывая кончик языка, пока боль пронзает раненую плоть.
Сердце бешено колотится в груди, бьется о ребра, как заточенный в клетке монстр, жаждущий вырваться на свободу. Чувство неловкости поднимает свою мерзкую голову, заставляя меня задуматься, слышит ли он его тоже; плохо ли, что мой муж будет знать, как влияет на меня.
Кэл продолжает задирать мое платье, оголяет живот и останавливается, когда доходит до груди. В его взгляде пляшут угрожающие огоньки, отчего все внутри меня тает, страстно желая его прикосновений к моей коже.
Он двигается выше, проводит большими пальцами по моим соскам, отчего они твердеют, а моя грудь заливается краской. Одним быстрым движением он срывает с меня платье через голову и бросает на пол, затем делает шаг назад и кивает на душ.
– Тебе нужна помощь? – спрашивает он, отрывая от меня взгляд.
Облизнув губы, я качаю головой, разворачиваюсь и встаю под горячую струю, позволяя ей смыть с меня всю грязь. Я беру кусок мыла с одной из встроенных полок и принимаюсь смывать с себя остатки последних двадцати четырех часов.
Я стою лицом к стене и изучаю свое тело на предмет еще каких-либо травм, когда слышу скрип двери позади себя. Кэл тянется мимо меня к бутыльке с гранатовым шампунем, который я привезла из дома, наливает в ладонь щедрую порцию и равномерно распределяет его по рукам.
Через несколько секунд я чувствую, как его руки касаются моей головы, массируя кожу и намыливая волосы. Когда я нахожу порез на внутренней части бедра, колени подкашиваются, а рука скользит между ног, проведя по покрытому кружевами клитору, пока я пытаюсь удержать равновесие.
Напряжение нарастает в моем животе, когда внезапное прикосновение сочетается с его плавными движениями, и я кусаю губу, чтобы сдержать стон.
Моя кожа горит, а кровь вскипает, усиливая желание.
С ним я всегда хочу большего.
Кэл передвигает меня так, что моя голова оказывается прямо под струей воды, затем аккуратно ополаскивает волосы.
– Молодец, крошка, – тихо шепчет Кэл; я даже не уверена, что он вообще что-то сказал.
Я поднимаю руки и упираюсь в черную плитку на стене.
– В смысле?
– То, как ты наваляла Винсенту. Не каждая на твоем месте справилась бы с ним. Молодец.
В горле застревает теплый комок от его слов, ласкающих мою кожу, словно мед. Мы оба тяжело дышим, мне кажется, что я перевозбудилась в погоне за ощущением, которое должно прогнать прочь дурные воспоминания.
Медленно повернувшись, я намеренно задерживаю дыхание, не зная, как он отреагирует на смену положения. Кэл так близко, чуть в стороне от потока воды, наклонился наполовину, чтобы помочь.
Он хмурится, когда я поднимаю голову, открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова застревают на языке, когда мои руки прижимаются к его твердой груди и скользят вокруг ворота его рубашки.
Медленно выдохнув, я подаюсь вперед, прижимаюсь к нему и в третий раз за наш короткий брак целую его.
Глава 19. Кэл
Немногих женщин я целовал за свою жизнь.
Трахал куда больше.
Мне никогда особо не нравилось целоваться.
Это слишком интимный момент, который делает тебя уязвимым. Когда чьи-то губы ласкают твои, остается слишком много вариантов для атаки, а я всю жизнь провел настороже, в полной готовности отразить нападение.
Но когда Елена прижимается ко мне, обвив шею руками, и притягивает мои губы к своим, я позволяю ей это сделать. Это более невинный жест, чем сцены в моей голове, в которых я прижимаю ее к стене и пронзаю своим членом, будто за последние двадцать четыре часа у нее и так не было стресса.
Не знаю почему, но каждый раз, когда наши губы сливаются воедино, она чертовски божественна на вкус; как священная скрижаль, написанная, чтобы избавить меня от грехов. Такая сладкая, сочная и совершенно невинная себе на беду.
С другой стороны, действительно невинная душа наверняка не стала бы смотреть на меня таким взглядом, после того как я убил Винсента. Наверняка не стала бы целовать меня, когда я все еще в его крови.
Возможно, она темнее, чем мы оба полагаем.
Ее грудь прижимается ко мне, соски пронзают кожу, и я встаю под воду, раз уж все равно намок. Заставив ее сделать шаг назад, я поворачиваюсь так, что Елена оказывается зажатой между мной и стеной, с опущенными вниз руками, я хватаю ее бедро, пока она не начинает стонать от моего прикосновения.