– Никто тебя не услышит, – говорит он, прислонившись к моему лбу. – Здесь только я, твой муж, который утаскивает тебя за собой в ад.
Напряжение внутри меня начинает расширяться, словно огненный шар, грозящий уничтожить все на своем пути. Я пульсирую вокруг него, чувствую, как подступает оргазм, пытаюсь отсрочить его, но ничего не получается.
– Сейчас… кончу, – стону я, не обращая внимания на то, каким отчаянным звучит мой голос.
Я в отчаянии. Жалкая, измученная и несчастная – каждую секунду, что он меня не трахает, наполняя своей темнотой, наплевав на мою собственную.
– Черт, я тоже, – говорит он, набирая темп, словно пытаясь разорвать меня. – Ты чертовски невероятная.
Кэл подносит руку к моей шее, и его длинные пальцы сдавливают мне горло, и воздух не находит дороги в мои легкие. Он так уже делал раньше.
Только в этот раз он не останавливается; давление нарастает, пульс учащается, дышать становится практически невозможно. Я смотрю на него широко распахнутыми, полными неуверенности глазами, но удовлетворение в его взгляде приводит меня в восторг.
Странное ощущение, когда тебя лишают кислорода, но оно перерастает во что-то большее, во что-то лучшее, когда удовольствие смешивается со страхом.
– О, да, – протягивает он, заставляя меня дрожать от удовольствия, – возьми мой член, крошка. Вот так. – Он делает мощный толчок бедрами, из его груди вырывается низкий рык, мой взгляд затуманивается, и я тоже растворяюсь в оргазме.
Я содрогаюсь вокруг его члена, я кричу, пока облегчение накрывает меня волной, мои стенки сокращаются, опустошая его яйца. Кэл довольно выдыхает, прижимая меня к стеклянной дверце, его рука отпускает мое горло и обвивает за грудь.
– Господи. – Он тяжело дышит в мои мокрые волосы, свободной рукой тянется за спину и закрывает кран.
Несколько минут мы не шевелимся. Просто молча стоим, укутанные безопасностью молчания, не желая нарушать его.
По моим предплечьям бегут мурашки, я вздрагиваю. Кэл усмехается и наконец выходит из меня. Я морщусь от внезапной утраты, стараясь не обращать внимания на огромную пустоту, которую он оставил после себя, гадаю, насколько все было таким же, как в прошлый раз.
– Ты в порядке? – спрашивает он, опуская меня на пол и делая шаг назад. Он окидывает меня взглядом, включив режим доктора, осматривает мое тело на признаки повреждений. Пробегает пальцем по шраму на моем бедре, хмурится, на лице появляется мрачное выражение. – Не нужно было этого делать.
Я моргаю, опускаю взгляд туда, где он меня касается, вытирая кровь с кожи.
– Мне понравилось.
Он вскидывает бровь, шумно глотает.
– Да?
Единственный слог, который он выдохнул полным неуверенности тоном. Я чувствую ее, неуверенность, и она на мгновение застает меня врасплох, ведь я подумать не могла, что такой опасный и сильный человек, вроде Кэла, может быть таким уязвимым.
Кивнув, я беру его за руку и подношу к тому месту, где чувствую, как он струится у меня между бедер.
– Мне нравится все, что ты со мной делаешь, – шепчу я, пытаясь выровнять ситуацию своим признанием, хотя от этого физически больно.
И все же, если бы Кэл Андерсон попросил меня вырвать свое окровавленное сердце из груди и подать его ему на серебряном блюде, я бы сделала это, не задавая вопросов. Возможно, попросила бы его понаблюдать за операцией, убедиться, что я все делаю правильно.
Правда, не думаю, что он готов ответить на это взаимностью.
– Ты не принимаешь противозачаточные, – невозмутимым тоном говорит он. Это не вопрос, а утверждение, и меня озадачивает властность, с которой он его произносит.
– Нет, – говорю я, убирая прядь волос с плеча. – Папа никогда не позволял мне даже думать о сексе, не то чтобы изучать методы борьбы с его последствиями.
Он молчит несколько секунд, за которые мое сердце начинает биться в несколько раз чаще, эхом отдаваясь в ушах. Я чувствую себя ослабленной, выпотрошенной и почему-то высмеянной.
– Я запишу тебя к своему знакомому, он тебе что-нибудь подберет.
Кэл проходит мимо меня, открывает дверь, подходит к раковинам и берет с настенного крючка белое полотенце. Вода капает на пол с его одежды, когда он возвращается, но Кэл протягивает полотенце мне, я позволяю ему закутать меня, переваривая его слова.
– А у меня есть право решать, хочу я этого или нет?
Обернув меня полотенцем, Кэл подтыкает уголок подмышкой, затем поворачивает меня к себе лицом.
– Я не настолько стар, чтобы запрещать тебе распоряжаться собственным телом, – говорит он, аккуратно взяв меня за подбородок. – Просто подумал, так будет проще.
Я внимательно смотрю на изгиб его горла, обдумывая эти слова.
– А если бы я попросила тебя пользоваться презервативами, ты бы согласился?
Кэл морщится.
– Конечно. Я бы не видел
Что-то сжимается в моей груди, но я не обращаю внимания и просто киваю.
– Хорошо, я… попробую, наверное.