Она прочла открывающую молитву, но, когда встала Кэт, чтобы прочитать отрывок из
Кэт читала хорошо, не торопясь и прочувствованно.
Джейн не отрывала от нее взгляда, когда она заканчивала, остро, с яростным отчаянием понимая, что ее лицо залила краска. Но она совладала со своим голосом, и он остался твердым.
– Карин хотела, чтобы прозвучал гимн «Мой Пастырь Владыка Любви». Не очень просто петь, когда звучит так мало голосов, так что мы выбрали запись конгрегационной версии, к которой можно присоединиться. Надеюсь, это будет не слишком похоже на караоке.
Как ни странно, похоже не было. Голоса на записи начали петь, а реальные голоса присутствующих зазвучали чисто и перекрыли их. Это было компромиссом, но, по мнению Джейн, лучше, чем слабое, нитевидное исполнение, которое смутило бы всех.
Дождь стучал по крыше церкви, и гимн заканчивался. Ей не удавалось сосредоточиться, и от этого было стыдно; злило то, что ее так взволновало появление Саймона, она хотела, чтобы он вообще не приходил; ей нужно было вспоминать Карин. Что бы она сказала? В голове у Джейн возникла картинка: Карин с увлеченным выражением лица. Да, ей бы показалось все это увлекательным, она бы смогла сказать что-нибудь необычное. Но если Карин улыбалась, то Джейн не могла.
– Господь, наш создатель и избавитель, твоей волей Христос победил смерть и принял славу. Веруя в его победу и провозглашая его заветы, мы вверяем рабу твою Карин твоей милости именем Христа, нашего Владыки, который умер и жив, и правит с тобой, сейчас и во веки веков.
Она ненавидела кремации, ненавидела безликость этих под копирку выстроенных часовенок, ненавидела эти ужасные шторки и звук, с которым уезжал гроб. Для нее погребение обладало неким благородством, хотя она знала массу своих коллег-священников, которые не разделяли ее мнения.
Она еще раз посмотрела на гроб Карин Мак-Кафферти, на белые цветы, на его отсвечивающие медные ручки по бокам в сумраке часовни. Затем склонила голову и начала читать панихиду.
Кэт закрыла глаза, но даже не попыталась вытереть слезы с лица. Энди Гантон стоял прямой как палка и тяжело сглатывал. Он работал с Карин, проводил с ней по несколько часов почти каждый день в саду Шато Во, имения Какстона Филипса, учился у нее, смеялся вместе с ней и понятия не имел, что нужно делать и говорить, когда ее болезнь вышла на последний смертельный виток; отдалился от нее и теперь чувствовал стыд из-за этого, презирал себя за то, что оказался тем человеком, который переходит на другую сторону дороги, чтобы избежать неудобной встречи.
– Аминь.
Саймон услышал, как его собственный громкий голос преодолевает короткое расстояние между ним и Джейн Фитцрой, перекидывая мост от него к ней. Он не знал, как отреагирует, когда увидит ее снова, и это его немного обескуражило.
Гроб начал двигаться, и у Кэт перехватило дыхание. «Крис, – прошептала она, – о боже».
Саймон посмотрел на нее, но ее голова была повернута в другую сторону. «Крис», – подумал он.
– Карин попросила, чтобы сейчас зазвучала музыка. Это для нее много значило. Пожалуйста, послушайте и подумайте о ней с радостью, вспомните ее отважный и живой дух.
Как часто, задумалась Кэт, в этот зловещий момент кремации начинали торжественно раздаваться какие-то стандартные мелодии типа «My Way», «Somewhere over the Rainbow» или «I will always love you»… Но когда заиграла «Blowin’ in the Wind», она поняла, что все в итоге правильно. Кэт улыбнулась.
– Господи, ненавижу эти места, – сказал Саймон, дотронувшись до плеча Кэт, когда они сходили с церковного порога. Гроза ушла, но дождь был все еще сильным, а небо – фиолетово-синим, как свежий синяк.
– Я рада, что ты все-таки пришел.
– На самом деле я не планировал. – Он быстро обернулся через плечо, а потом сказал: – На самом деле я хотел поболтать с Энди Гантоном. Кажется, старый рецидивист действительно стал приличным человеком.
– Думаю, Джейн будет рада встретиться с тобой.
– Потом мне надо будет бежать, извини.
Она исподлобья посмотрела на него, но ничего не сказала, а он двинулся к Энди, который неуверенно мялся в сторонке.
Джейн разговаривала с родственниками Карин. Кэт ждала, слушая окончание песни, которая меланхолично звучала из пустой часовни за ее спиной.
Саймон побежал под дождем к своей машине, Энди следовал за ним. Когда они уехали, следующая партия гостей пошла в сторону подъездной дороги. Гробовщики поставили цветы Карин на пороге, и аромат белых восковых лилий был неестественно экзотичен. «Никаких лилий», – подумала Кэт. Никаких лилий, никакого крематория. В этом они с Крисом никогда не соглашались. Он не был верующим, хотя уважал ее религиозность, и твердо стоял за кремацию – по разумным, практическим и, как ей это сейчас виделось, бездушным причинам. Она знала, чего он захочет.