Облава

И раньше он не любил февраль с его лихорадочными бессонными ночами и представлял его себе злым карликом, размахивающим, как бичом, остовом огромной рыбины. Недомерки, по мнению Пашко, обозленные и обиженные на судьбу, наказавшую их малым ростом, всегда стараются как-нибудь отомстить своим более счастливым ровесникам. Обычно эти настырные и ловкие пройдохи мутят воду и ловят в ней рыбку, заводят свары между детьми и войны между взрослыми. С виду они храбрые, и не удивительно – терять им почти нечего, а выиграть иногда можно, хотя бы ратную славу, или деньги, или женщину – то есть то, что обычно им недоступно. «Таких людей, – подумал Пашко, – по возможности надо сторониться. И когда Солнце проходит созвездие Рыб, залезай в мышью нору и остерегайся всего. Зима в те дни будто раненый зверь, погода то и дело меняется, да и люди готовы на стену лезть от постоянного сидения дома, однообразной еды, вяленого мяса и спертого воздуха. Появляются бешеные собаки, вспыхивают эпидемии, пьется пуще прежнего водка, соседи становятся кровными врагами изза бабьих сплетен. . Без нужды до марта не следует выходить из дому, а у этой женщины, видать, большая беда –

вот она и сейчас о ней думает».

И в самом деле Неда думала о своей беде, о днях, когда она с легким узелком пришла в проклятый дом на Лазе.

Вначале, как обычно бывает, все было хорошо. Ива встретила ее как нельзя лучше, радуясь, что обрела подругу в лесной глуши. Ладов дядя – Лука Остоин – часто к ним заходил, подбадривал, старался развеселить, а маленький

Тайо, Джанин внук, целыми днями веселился и разгонял их тревогу. Потом мало-помалу начало становиться все трудней и трудней. Четнические власти вызывали Неду по делу об убийстве ее свекра; Недины родители и даже сестра, чтобы облегчить себе жизнь, от нее отреклись; родичи

Плечовичи, опасаясь мести, порвали с ней всякую связь.

Неде казалось, будто все от нее отступились, одни только страшные сны и предчувствия не оставляли ее ни на минуту.

Она все могла вытерпеть, кроме одного – Ладо не подавал о себе вестей. Ни разу не пришел, слова ни с кем не передал, словно и он от нее отрекся и сбежал подальше,

чтоб она его не нашла. Возникшее подозрение постепенно упрочилось и превратилось в уверенность. Последний раз, когда она видела Ладо, он держался холодно и молчал, словно раскаивался, что с ней связался. Мало того, хотел даже сказать, что раскаивается, но постеснялся друзей, а по лицу его она даже в темноте заметила и по голосу поняла, что он пресытился ею и совсем не рад, что она его разыскала. Вспоминая все по порядку, Неда пришла к заключению, что это началось не в ту дождливую ночь, а задолго до того, тогда, когда Ладо перестал приходить на горное пастбище Яблан; собственно, с тех самых пор, как убил ее свекра в пещере, он не появлялся.

Сначала Неда думала: «Все они на один лад, пресытится женщиной и был таков, и еще уверен, что так поступают настоящие мужчины». Потом она услыхала, как четники, проходя мимо дома Вуколича, распевали:

Тебе, наверно, кто-то измышляет

И обо мне плохое говорит,

Тебе, наверно, кто-то изменяет,

Из сердца вырвать норовит. .

И удивилась, как она до сих пор не сообразила, что ее очернили перед Ладо, может, это сделал даже сам свекор.

Сказал, что жил с нею, или еще что наговорил, кто знает, –

он мертв, его не опровергнешь. Гадкий был старик, любил напакостить, даже когда не имел от того никакой корысти

– и умереть не смог, не посеяв яда сомнения. Давно уж его нет в живых, а то, что посеял, растет, ширится и душит ее своими ядовитыми испарениями.

Особенно душит по ночам. Невмоготу стало спать одной в маленькой светелке, и Неда перешла в общую комнату, но и это не помогло. Лежит рядом с Ивой и ребенком, а ей сдается, будто она одна, совершенно одна, и кругом невидимое войско лжи. Войско нападает, а она – не в силах оборониться, – втягивает голову в плечи и становится все меньше и меньше. Да и как защититься от подобных ночей, думала она, когда плохо со всех сторон, когда все против нее, когда никто не хочет и посмотреть на нее, и слова за нее замолвить?. Кому пожаловаться? Что сказать? Если сегодня за здорово живешь могут обвинить и осудить, то завтра все грехи, о которых и помянуть стыдно, взвалят. Может, дойдет и до этого или уже дошло

– мне ведь ничего не говорят. Шепчутся за спиной, сплетни ширятся, бурлят, точно горная река. Разве в таком грохоте услышат мой голос? На смех поднимут, если начну оправдываться, скажут, что этим я только подтверждаю свою вину. Старый Лука уже догадался и меня винит за то, что Ладо не приходит, и все косится в последние дни, и

Качараида глядит хмуро и ворчит на меня, и Тробрк недоволен, – словом, все, кого я вижу. Может, Ива тоже что-то услышала; а нет, так скоро услышит или сама догадается.

Куда податься, если и она догадается и тоже начнет хмуриться? И в Медже не будет мне места – тогда хоть в омут.