Облава

Вмешались, залаяв на разные голоса, и другие собаки, и каждая изо всех сил старалась показать характер и вкусы своего хозяина или всего хутора. К ним вскоре присоединились собаки соседних сел, но Пашко больше их не слушал. Он думал о женщине, которая, согнувшись, шагает по тропе впереди него. Как судорожно схватила она его за рукав, а рука крохотная, детская, и схватилась-то, как ребенок, напуганный выскочившей из темноты собакой. Таит она что-то, кроется тут какой-то дьявол или другая какая нечистая сила – кто знает? «Давненько я не лгал, – говорил он про себя, – а вот она ввела сейчас меня во грех –

гладко солгал. Бог знает на что еще наведет, покуда от нее отделаешься. Скорее всего, идет к коммунистам. Лучше, пожалуй, об этом не думать».

— Лучше так, – сказал он вслух.

— Лучше, – согласилась она, полная благодарности, хоть и не знала, о чем он говорит.

— Будет он нас задерживать и морочить голову пропусками.

— Конечно, лучше, ведь у меня и пропуска нет.

Пашко промолчал, словно ничего не слышал. «Может,

испытывает, – подумал он, – может, для того ее и послали.

Они и друг друга проверяют – никто никому не верит. До чего времена поганые! И никак не меняются. Все надеются, что будет лучше, а оно хуже и хуже. Не только народ, но и семьи и братства дробятся и раскалываются. Если ты вчера кому-то верил, сегодня больше не верь, а завтра уже перестанешь верить самому себе. Что за пакостный бес вселился в людей и ведет их по кривой дорожке все дальше и дальше? Впрочем, один бес сделать такого не в силах, их, наверное, много, – должно быть, и счету им нет.

Из одного логова, и всех одна и та же Злая Нечисть наплодила – сейчас ее время. Бог знает, как долго оно продлится; как нагрянет – конца не видно...»

Собачий брех ширился – он то нарастал, то затихал и тянулся от села к селу, подобно разматывающейся переливчатой звуковой пелене, которую ветер нес по плоскогорью. Он замирал где-то в долине и вдруг нарождался в другом, казалось, до того не существовавшем селении, словно бросался в погоню за каким-нибудь зверем или привидением, которое там почему-то бродит и ни за что не хочет или не может оттуда уйти. Какое-то время Неда думала о том невидимом, заколдованном призраке, который тащит за собой собачью облаву всегда в неожиданном направлении. «К добру это или к худу? Скорей всего, к худу, ведь на свете мало добра. Этот бородач кажется добрым человеком, но бог знает, что у него в голове. На мосту он меня спас, но не для того ли, чтобы навлечь еще большую беду? Не следовало мне говорить о пропуске, сейчас ему известно, кто я. Устала, сама не знаю, что говорю. Боже, до чего велик этот Грабеж, до чего велик мир, – нет ему ни конца, ни края!»

Ноги у нее совсем онемели от усталости, даже волосы на голове болят. Неда закрывает глаза, чтобы хоть они отдохнули, но тогда подгибающиеся ноги сходят с тропинки в снег. Дорога неровная, с подъемами и спусками –

скользкая и в то же время каменистая. Слушать собачий брех – для нее настоящая мука: в нем весь ужас трудной крестьянской жизни, здесь и хриплые басы сельских богатеев, и тявканье подлаживающихся к ним шпиков, и баритоны бывших богатеев и разбогатевших подхалимов, и тенорки щенят, что лезут из кожи, подражая своему сословию. Наконец, когда Неда уже смирилась с мыслью, что лай и дорога никогда не кончатся, ее бородатый спутник остановился и показал на освещенные окна дома.

— Вот мой дом. Тут мы и отдохнем, – сказал он.

— Некогда мне отдыхать, спешить надо.

— Поспешишь – людей насмешишь. Лучше всего тебе и не ходить дальше. Я тебе дам зерна столько, сколько бы дал Арслан, дам и лошадь, чтобы не тащить на спине. Совесть не позволяет отпустить тебя на страдания и верную гибель.

Неда остановилась: вот то, чего она больше всего боялась! Несколько мгновений она молчала, словно колебалась, на самом же деле обдумывала ответ, потом сказала:

— Раз уж пошла, значит, так тому и быть.

— Ну, как хочешь. Покажу тебе хоть, как идти, – сказал он. И, протянув руку, объяснил, что долина внизу – Корытар, а дорога спускается наискосок к мосту. От моста надо повернуть направо, потому что дорога налево ведет к Баре

– в болота, через лед, а лед сейчас ненадежный. А правая тропа ведет верхом мимо Тамника, к Поман-реке. Реку не надо переходить – там леса и пустошь, и ходят слухи, будто где-то в тех лесах, под Орваном, скрываются коммунисты, и поэтому ей нужно повернуть направо и идти вверх, через поляны. Поляны соединяются одна с другой, точно вериги10, потому и называются Веригами. Наискосок она поднимется помаленьку на Рогоджу и там отыщет тропу, которую проложила мусульманская стража. Повернув но тропинке снова направо, надо пройти Повию, Седларац, Кобиль и ровное пастбище, которое называется Свадебное кладбище, и вдоль горы Рачва спуститься в село Опуч, где и стоит дом Арслана Балемеза. .

— Поняла?

Неда кивнула головой. Она запомнила лишь то, что было для нее важно: надо перейти мост, потом Поманреку и углубиться в дремучие леса и пустоши, где может заблудиться и местный житель. Остальное ее не интересовало.