Облава

Видрича, тщетно стараясь припомнить, кто этот долговязый бородач, улыбающийся совсем как в добрые предвоенные времена.

Наконец, опознав и вспомнив друг друга, они пустились в разговоры. Боснич рассказал, как Лазар Саблич высматривал следы. Для них это была не новость – они тоже его видели. Лазар ходил не одни, а с Тодором Ставором и

Мило Доламичем. Слобо Ясикич засек всех троих и следил за ними, пока они не разошлись в разные стороны.

Потом Шако и Слобо спустились вниз, в Клечье, подстерегли там Ставора и Доламича и взяли их на мушку.

— Стреляйте, – сказал Ставор, – но проку от нас все равно никакого! Мясо несъедобное, а кожа не годится даже на ремни для опанок.

— Отпустить мы вас не можем, – сказал Шако. – Приведете облаву, а нам это ни к чему.

— Мы-то не приведем, да и вы не дураки, чтобы сидеть и ждать ее. Других опасайтесь, скажем, Лазара Саблича, он где-то здесь бродит, с нами пришел, а от нас и черная земля ничего не узнает: мы себя позорить не собираемся...

Отпустили их под честное слово, а Лазар Саблич как сквозь землю провалился, видно, пошел в другую сторону.

Пока они разговаривали, снежный покров над головами становился все толще; мокрый, тяжелый снег ломал в лесу ветви.

— Раз дело обстоит так, – сказал Раич Боснич, – раз это место у них под подозрением, надо что-то предпринимать.

— Да, – согласился Видрич, – но что?

— Уходить, пока есть время.

— Пожалуй, но куда?

— Не знаю. Пойдемте в нашу избушку. Если потесниться, места хватит, и мука есть.

— К раненым? Нет, мы ведь здоровы! А пока есть силы, нельзя покидать позиции.

— Когда нагрянет неприятель, все равно уйдете. Лучше это сделать сейчас, пока есть время принять решение. А

когда кончится снегопад, думать уже будет поздно.

Они помолчали. Душан Зачанин, самый среди них старший но возрасту, покрутил правый ус, потом левый, откашлялся и наконец сказал:

— Была бы его воля, Тодор Ставор всех бы нас в пушку и в облака. Не может нам простить, что мы защищаем турок. Но раз сказал, что не выдаст, значит, не выдаст.

— Пусть он не выдаст, – сказал Боснич, – и Мило Доламич не выдаст. Так Лазар обязательно выдаст!

— Лазар нас не видел, – сказал Шако.

— Кто знает, что он видел, а чего не видел? Он старая лиса, у него глаза и на затылке, – и увидит, сделает вид, что не заметил. Филипп Бекич знает, кого посылать на охоту. А раз так, нет никакого зазору дать тягу с ненадежного места.

— Конечно, – согласился Иван Видрич, – если бы только имелось в запасе надежное.

— Есть пещеры, пастушьи хижины в горах.

— Они знают их лучше нашего. Все на учете, и за всеми следят.

— Ну, как хотите, а я, пока можно, уйду, – сказал Боснич и начал обуваться.

— Погоди, дай хоть чулкам просохнуть.

— Чего их сушить, все равно тут же промокнут.

Он обулся, оделся и сел.

— Чего же ты ждешь? – нетерпеливо спросил ого Арсо

Шнайдер. – Почему не уходишь?

— Не пойду. Небось моя голова тоже не из золота и не из серебра, пусть и с ней будет то же, что и с вашими.

III

То, чего больше всего опасался Раич Боснич, случилось: часа через два после его прихода снег-лепень перешел в крупу и вскоре прекратился совсем. Снегу выпало по колено, простоит он с неделю, а то и больше, до тех пор, значит, они от мира отрезаны. Даже если бы и нашлось более надежное убежище, сейчас оно недосягаемо: следы на свежем снегу укажут, как ты шел и куда пришел.

Теперь они в западне, и единственное спасение в том, что,

может быть, еще неизвестно, где именно они засели. До землянки на Поман-реке нет и километра, но пойти туда –

посоветоваться и вместе решить, что предпринять, – нельзя: это значило бы выдать то, что, может быть, еще неизвестно.

Так Боснич и Ладо оказались не там, где им следовало быть, и провели здесь ночь, день и еще ночь. В первую ночь было не до сна. Смутная тревога, которую они днем гордо подавляли, с наступлением темноты превратилась в неодолимый страх. Партизаны вспоминали, что облава начиналась, как правило, на другой день после снегопада.

Долгая ночь тянулась бесконечно, в их памяти то и дело вставали приукрашенные фантазией пещеры и землянки, где было бы выгодной принять бой и прорываться сквозь окружение. Душан Зачанин помянул Букумирскую пещеру и протекавший у ее подножья ручей, там можно было бы обороняться целый день, а ночью внезапно пойти на прорыв. Эта пещера была ближе всего. Идея понравилась, ее дружно подхватили. Ладо молчал, ему было все едино.

Молчал и Боснич, уверенный, что ничего из этого не выйдет. Слобо мысленно заключил: «Пусть себе идут, если им так хочется. .»

Распределили обязанности: кто пойдет к Поман-реке, кто что понесет, кто за кем следует и все прочее, – ждали только, чтобы снова пошел снег или хотя бы дождь – что угодно, лишь бы стер следы. Тучи наплывали, но обманывали. Из них, как нарочно, не выпало ни капли, ни снежинки.

Утром, обозленные на коварное небо, стали готовиться к встрече облавщиков, чтоб прорываться к горному кряжу

Софры на Орван. Но поскольку неприятель не появился ни на заре, ни позже, все, кроме часовых, заснули. Днем внезапно надвинулась тучка, прошел небольшой дождь. У