И я никому не позволю вмешиваться! Я ведь женился, а не он и не ты, уж, по крайней мере, в своем выборе я свободен! Так или нет?
— Иной раз это и не личное дело – все зависит от обстоятельств.
— От места и времени, знаю, эту песню я слыхал. Сиречь: надо жениться согласно принципам диамата – тезис,
антитезис, синтез. Но ведь, кроме диамата, существуют и другие вещи: Тиамат14, где все это перемешалось, где царит хаос. Человек не может обособиться, ему это никогда не удается.
— Сделай милость, отстань от меня, – сказал Видрич. –
Я сказал тебе свое мнение, мог бы и не говорить. Ты уж разбирайся с ним сам, если только у вас будет время разбираться.
Ладо замолчал и задумался. «Видрич чего-то боится, –
решил он, – раз полагает, что времени не будет. Боится облавы, а я – нет. И ничего не боюсь, пускай все идет к чертовой матери! Да и чего бояться, какой прок? Так уж этот мир здорово устроен, весь состоит из взаимоуничтожающих и исключающих друг друга страшных сил. Связался с одной, значит, обманул остальных, вот тебе и все!
Если, скажем, действуешь заодно с Байо, то четники, баллисты15, итальянцы, замужние и незамужние женщины, безумие, туберкулез и шпионы от тебя уже ничего не получат. И напрасно будут требовать, все кончено, даже плюнуть на порог не смогут, потому что в той последней землянке нет ни дверей, ни окон. Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то любое место, где ты окажешься, ничем не отличается от прочих – обычная западня, и все. И
там, откуда я пришел, была западня. Лачуга, правда, наверху, на земле, в ней легче дышится, но зато там гораздо опасней. Ее уже, видно, засекли. Наш друг Чезаре, командир карабинеров, не сможет нам больше помогать – поте-
14 Т и а м а т – в старовавилонской религии богиня первичных мировых вод.
15 Б а л л и с т ы – члены буржуазной националистической партии Албании «Балла Комбетар», возглавлявшие борьбу с партизанами.
рял осторожность и забил до смерти шпиона. Четники, заподозрив его в связи с нами, пожаловались на него высшим властям. Если его сразу не переведут, значит, решили заманить в ловушку и поймать с поличным. Невозможно даже представить себе какое-то безопасное место, нет такого ни под небом, ни на небе. Все наши долины как были, так и остались ловушками, а равнина, если она каким-то чудом найдется, лишь большая ловушка. При таком положении вещей надо раз и навсегда усвоить, что лучшее место на земле то, где находишься сейчас. Если это поймешь, сразу станет легче».
– Идет тебе борода, – сказал он Ивану Видричу, – точьв-точь Иисус Христос.
— Да ну! – сказал Видрич, поглаживая бороду. – А я и не знал.
– И на Дон-Кихота Ламанчского смахиваешь, если это тебе больше нравится.
— Знаешь, ты тоже изрядно на него смахиваешь. Впрочем, все мы на него маленько смахиваем.
— И я так полагаю: у всех мозги набекрень.
— Ты, кажется, обиделся?
— А разве это по-товарищески – напоить, чтоб потом потешаться?
— А тебя что, убудет, если б мы даже и пошутили?
«Убыть-то не убудет, – подумал Ладо. – Убывать нечему, все мое достояние – скверный характер. И в самом деле – что бы со мной случилось, если бы они немного и пошутили? Надо всеми подшучивают, подумаешь, какая принцесса на горошине, посмеяться над ним нельзя! Но сейчас уже поздно притворяться пьяным, да я бы и не сумел, а надо бы их как-нибудь развеселить. Люди они хорошие, на всем свете таких не сыщешь! Жить под землей хуже, чем в тюрьме. Вечно одно и то же – ни деревца, ни облачка, ни птицы не увидишь, глаз нечем порадовать.
Сидят в дыре девять Дон-Кихотов (собственно, восемь, Гара не в счет) и таращатся в темноте друг на друга. Изгнанные из реального мира, они заставляют и себя, и друг друга верить больше в свои мечты, чем в действительность, которая схватила их за горло. А увидев, как вот сейчас, что все это безумие и устоять невозможно, еще раз убеждаются, что им остается лишь мечтать. Трудно так жить, долго и не выдержать – надо их как-то развлечь и подбодрить.
— Ну, давай, – сказал он Видричу.
Тот поднял голову и удивленно посмотрел на него.
— Что? Где?
— Отпусти-ка что-нибудь на мой счет – пусть посмеются. И я знаю толк в шутках, посмотришь.
— А, ты об этом! – Видрич грустно улыбнулся. – По заказу не получится, разве что само собой придет в голову.
«Не до шуток ему, – подумал Ладо. – И другим тоже.
Измотала их революция, которой они живут и из-за которой мучаются столько лет. Дорогонько обходится, брат, да еще взъелась на нас – все бы у нас забрала, а у других –
ничего. Хуже всего, что старые религии столько насочиняли басен об очистительном огне и о Страшном суде, что грешники, а таких всегда больше, решили, будто это время настало и мы и есть тот самый очистительный огонь; страх вливает в их сердца храбрость, и они дружно борются, чтобы оттянуть очищение хотя бы на минуту. Оттого революция так медленно и совершается, и стоит так много крови. Свели нас почти на нет, горе одно, а не отряд. Арсо