– Ты что, уснул? Кричу тебе – не слышишь. Давай сюда мешки. Отчим, когда торопится, хромает сильней обычного. Имамей встал, идет к нему с мешками. Искужа направляется к лубяному навесу, где на перекладине закреплен кантр, рядом другие весы, для больших тяжестей. Татарин в косоворотке, подпоясанной ремешком, на голове такыя – тюбетейка, уже рассчитывается с кем-то. Искужа забирает мешки.
– Подождешь меня или поедешь?
– Не знаю, – отвечает парень. У него никаких планов нет.
– Ладно, если хочешь, поезжай.
– Имамей идет по базару, останавливается возле торговцев, рассматривает разложенный товар.
– Чего ищешь? – спрашивают его.
Он молчит. Ничего не ищет. Просто походить решил. Домой возвращаться не хочется. Пока отчим закончит дела, можно побродить.
Вдруг кто-то трогает его сзади за рукав.
– Имамей, здравствуй.
Он поворачивается. Перед ним, улыбаясь, стоит Настя.
– Вот и встретились, – говорит она.
Улыбка не сходит с ее лица. А он растерялся. Чувствует, щеки горят. Говорить надо бы что-нибудь, да язык словно прилип к небу.
Девчонка сегодня нарядная: сарафан в мелкий цветочек, волосы заплетены в косу, на пальце перстенек, на ногах черные ботинки.
– Ты что-то покупаешь?
– Нет, отец купит.
Он кивает в сторону навеса, где с отчимом рассчитывается уже татарин.
– А я знаю твоего отца. Видела, как вы с ним приехали, я постеснялась подойти. Твой отец приезжал к нам в Ольховку. Он знаком с моим отцом.
– Мы с тобой тоже знакомый, – находится что сказать парень, сам удивляясь, как это сподобило его поддержать разговор.
– Имамей, ты не красней. Мы же давно знакомы, – смеется она, не зная, что и у самой виски заалели.
– Ладно, не краснею, – потирает парень ладонью щеку.
А со стороны бакалейной лавчонки на них внимательно смотрит женщина. С кем это разговаривает ее дочка? С парнем-башкирцем. Красив джигит. Когда только это они успели познакомиться? Ишь разворковались.
– Настя! – кричит женщина.
– Ну ладно, я пойду.
Девчонка виновато улыбается, уходит. А Имамей, словно гора с плеч, тоже спешит отойти. Да только будто бы ослеп, плечом задел стойку с натянутой веревкой. На веревке висят глиняные игрушки. Они забренчали. Торговка кричит на него:
– Ты что, с утра уже набрался?
Помолчала бы ты, ведьма. Голосистая какая. Даже люди поворачивают головы. Он идет, ничего не видит перед собой. Совсем рассудок потерял. Не вспомнит, с какой стороны коновязь. И тут натыкается на отчима. Тот стоит перед лавкой, мнет в руках платок, щелкает языком. Красивый платок. Увидел Имамея, показывает ему.
– Сестренке купим?
Рассчитывается за покупку, идет дальше по ряду.
– Атай, мне деньги нужны, – трогает его за руку Имамей.
Отчим смотрит удивленно. Сколько помнит, ни разу не просил. А тут на тебе – деньги нужны.
– А много ли надо?
– Я заработаю, верну.
– Что ж ты не сын, что ли, мне, в долг тебе давать.
Мать звякнула доенкой, Настя проснулась. В комнате полумрак. Вставать еще рано, надо уснуть снова. Может, сон прерванный вернется, непривычной истомой снова заполнит грудь. Она закрывает глаза, тихо впадает в забытье и опять уже идет по лугу – пестреющему морю цветов, и опять небо льет малиновый свет на землю. Что-то ждет там, впереди. Что-то влечет туда. Ну конечно, она не ошиблась, вдали виден силуэт. Почему-то его надо догнать. Он уходит. Медленно. Она спешит. Стебли трав цепляются за ноги, никак не ускоришь шаг. Он уйдет, если не позвать. Но голос совсем сел. Полной грудью набирает воздух, но не может крикнуть. Только зачем догонять? Кто это? Опять пытается побежать и не может. Она боится, что видение пропадет. Протягивает руки вперед.
Идет. Это тот башкирец – Имамей. Она знала с самого начала, что это он, просто боялась, что видение, узнанное ею, пропадет. Красивый, добрый парень. Почему она решила, что Имамей застенчив? Вот он смело смотрит на нее, покачивает в воздухе кнутовищем.
Но вдруг чей-то голос пугает парня. Он встревожился.
– Настя, вставай, доченька. Ты что-то сегодня заспалась.
Она открывает глаза.
– Вставай, доченька. Завтракать пора. Вставай. Девчата-то, поди, уже поджидают.
Настя встала, никак не может собраться с мыслями.
– Иди, иди. Воды только налила, холодненькой. Ополоснись.
Пока она громыхает рукомойником, за калиткой появляются подружки.
– Долго спишь, девонька, – кричат они. – Солнце уже припекает.
Девчата усаживаются на лавку возле палисадника, толкаются, хохочут.
– У Дементьева покоса, Никитка говорит, уже какой день башкирец верхом ездит.
– Чего-то ищет, видно.
– А может, кого-то?
– Да кого? Жеребенок отбился от матери или теленок не вернулся из стада.
– У них стадо за рекой пасется.
– Ну, выходит, нас поджидает. Вот мы его лукошками-то по спине приветим.
Настя выходит из калитки, мать идет следом.
– Вы, девчата, матрешки не забудьте на-рвать. Чай помягче, когда она молодая.
– Наломаем, теть Дусь.
Солнце теплое, не жгучее. Еще часа два будет щадить землю и все живое, пока не повиснет над головой. А там ищи прохлады в тени.