Облом

Искужа красивым парнем был когда-то, и прочили ему красавицу. Кружила она ему голову, и сама не отвергала ухаживаний. Только случилась беда. Остался калекой. Отпрянула любезная от парня. А на других и смотреть не хотел. Так и дожил до дня, когда, не выбирая, согласился хомут на шею надеть. Время зарубцевало сердечную рану.

Настя – младшая дочь в семье. Трое ее братьев, как и мать с отцом, всегда готовы уступить ей, побаловать. Самый сладкий кусок – для нее, самый долгий сон, если захочет, не будет потревожен. Из-под знойного полуденного солнца на лугу или в огороде ее стараются спровадить в тенечек. Да только не уйдет ведь. Ничуть не отзывается нега и балование старших беспомощностью девчонки в жизни. Все она умеет, за все сама в ответе. Ни на обидчиков не жаловалась никогда, ни в работе не отстанет от других. Немногословна и сноровиста.

А в эти дни просыпается рано, целый день занята. Мать смотрит, замечает: чем-то воодушевлена дочь. Просветление в глазах пришло на смену безмятежному спокойствию. Здоровая озабоченность придает всей натуре взрослость. До всего ей стало дело: не устала ли мать, не опоздать бы с ужином к возвращению отца, братьев. И лишь изредка проявляющаяся рассеянность роняет в душу матери, не поймешь, то ли радость, то ли сомнение: то среди чистой посуды немытая миска оказалась, то не слышит обращенных к ней слов, пока не окликнешь еще раз, не спохватится. Повзрослела. Кому-то уже тайно уступила место в беспокойном сердце.

Случайно мать увидела под уголком подушки новую косынку. Ни отец, ни братья не дарили. Значит, появился еще кто-то.

Выбрала момент, оставшись наедине, осторожно, чтобы не вспугнуть, спросила: чей подарок? Заалели щеки девчонки, глаза блеском блестят. Раскрыла свою сердечную тайну. Да и как не раскрыть, если все вот-вот объявится. Через пересуды дойдет весть до близких. Поймут ли тогда?

Узнала мать о той необычной встрече в лесу с башкирцем. О том, что бит он был и нашел ее душевную поддержку. О том, как подельник отзывался об Имамее, и о просьбе изгоя. О большой физической силе друга и такой же большой застенчивости, которая не оборачивается робостью в непредвиденных обстоятельствах.

О друге Насти первым узнал ее одногодок Ипполит, неудачливый воздыхатель. Узнал, что башкирец ждет ее обычно в назначенный час у куста на пути от деревни к Дементьеву покосу. В тот вечер Ипполит выследил, когда Настя ушла задворками к околице. Собрал друзей. Издали матерно ругаясь, приближаются они к ничего не подозревающей паре. Имамей первым услышал непрошеных свидетелей, спокойно смотрит в их сторону. Настя же, лишь ватага начала приближаться, подняла с земли сучковатую палку.

– Подойди только, Ипполит, вот ты получишь у меня по спине.

Но Имамей молча взял палку из ее рук, швырнул в сторону, направился к остановившимся парням. Тихо с развальцей подошел, остановился. Настя не знает, то ли палку подобрать, то ли стыдить тех, непрошеных, чтобы не затевали драку. Подошла, встала рядом. Он тронул ее за руку, словно отстраняя.

– Я сам говорю.

– О чем это ты собрался говорить? – слышится голос Васьки, закадычного дружка Ипполита.

Настя и сама задает тот же вопрос. О чем ты с ними? Их четверо, а ты один. А он все молчит.

– Ты, слышь, тикай отсюда.

Это Васька, маштаковатый парень, выступил вперед. Шаг сделал, другой.

Имамей молчит.

– Ты что, совсем не понимаешь?

Имамей, чувствует Настя, застыл в напряжении.

– Тикай отсюда.

Васька было толкнул Имамея в грудь, но что-то случилось, и он сам, разметав руки, падает навзничь в ноги к друзьям.

– Ах ты сученыш!

Это, сжав кулаки, идет в обход Колька-Вахлак. Но тут подает голос сам Ипполит.

– Кончай, мужики! Пошли.

Колька-таки выкинул кулак вперед, но схваченный за локоть, вдруг, охнув, головой тычется в живот уже вставшего было Васьки. Они оба валятся на землю.

– Кончай, говорю, – уже кричит Ипполит.

Имамей делает шаг назад, берет Настю за руку. Забияки уходят. Кто-то из них, не сдерживаясь, тихо хохочет.

– Ты чего это, Коль, вместо него Ваську боднул?

Друзья матерно ошикивают хохотуна.

На следующий день Ипполит выждал случай, застал Настю у ручья. Подошел сзади, обхватил ее. Никогда так не осмеливался: руками залез под кофточку, сжал грудь. Она не может вырваться.

– Отпусти, – тихо сказала. – Отпусти, прошу тебя.

Как побитый пес, уходит неудачник. Девчонка понимает: хоть как-нибудь решил досадить, грубостью, оскорблением. Есть и ее вина в таком обороте дела. Сама когда-то смутила сердце паренька улыбками, приметными ему одному знаками внимания. Но что поделаешь, если все так перетряслось и встретила того, кто шел к ней издалека, может, и не думая, для кого бережет свою любовь.

О выходке Ипполита Настя матери не рассказывает: не спустит она обидчику.

Мать слушает рассказ дочери. Тихо выспрашивает. Не шибко ли смел? Застенчив, да не тороплив ли? Слушает и не знает, что сказать. Только о чем говорить, если это судьба направила девчонку. Не ругать ведь ее за то, что не пришла, не спросила разрешения на любовь.