Облунение

Твоя рука в моих штанах
Всё о возвышенном гадает.
И, неподвижностью взлетая,
Я, как мороженое, таю
В своих приспущенных летАх.

Пусть преждевременный монах

По мне апокрифы читает.
А я смотрю, уже светает.
И день, как будто запятая
На полусогнутых ногах.

Кто не живет, тот обитает.

А я — в бесчисленных мирах,
Где ох! И эх! И ух! И ах!
Срок бесконечности мотаю.
Как та рука — в моих штанах.

«Уже струится к ужину обедня…»

Уже струится к ужину обедня,
А ты все разливаешь «по одной».
Мой давний друг, не ты тому виной,
Что честь и совесть превратились в бредни.
А мир, то черно- серый, то цветной
От искр из глаз не кажется победней.

Когда ругня — и есть смертельный бой.

А склоки: и сегодня, и намедни,
Оставь другим толкаться на убой.
Не первый ты. Но, к счастью, не последний.

Не плачь над миром —

Он смеется над тобой…

«Товарищ, верь, взойдет она…»

Товарищ, верь, взойдет она —
Звезда предсказанных пристрастий.
И возвратится Самовластье.
И ложка, полная г-на,
Опять надолго угораздит
Любить былые времена.

Не удивляйся, это счастье.

Но, слава Богу, не война.

«Говорят, что моря обмелели…»

Говорят, что моря обмелели.
В этом мире всегда все не так.
Что-то яйца давно не звенели
Колокольцами диких атак.

Я одену себя наизнанку.

То ли ватник поверх. То ли фрак.
За манишку возьму вышиванку.
Если что — пригодиться, как флаг.

По дорогам, порой непутевым,

Запылю, как не раз, впопыхах.
Чтоб подалее от полотеров,
С их малиновым звоном в штанах.

И плевать, что моря обмелели.

Я мотню накручу на кулак.
Только б яйца победно звенели
Колокольцами диких атак.

«Не пересчитать тебе, Овидий…»

Не пересчитать тебе, Овидий,
Стаи пролетающую стать.
Осенью им надо улетать.
Но зачем обратно возвращаться?
И родной землею восхищаться,
Чтоб опять,
Спасаясь, покидать.
А во сне, заснеженную, видеть.

Теплые края им не понять.

И места, и норы, и берлоги.
Небо воздается для дороги.
А земля, чтоб было где лежать.

«Человек готов всегда…»

Человек готов всегда
Ждать до Страшного суда,
Но вокруг него повсюду
Ходят судьи и Иуды.

Неподсудных не бывает,

Кто бы что ни говорил.
Даже если хата с краю
Или лица вместо рыл.

В мире вечно подсудимых

Не отыщешь невредимых,
Несъедобных, неделимых
И неУдобоваримых.
Но, пока еще есть ты,
Нюхай травку и цветы.

«Пусть знает враг…»

Пусть знает враг —
                            Мы встанем на плетень.
Без всяких благ. И прочей хренотени.
Мы вежливо и молча, словно тени,
На вас свою положим хренотень.
Поскольку наша правда — без изъяна.
А в Африке тоскуют обезьяны.

«Если есть и мех, и шкура…»