Читаем Облунение полностью

Твоя рука в моих штанахВсё о возвышенном гадает.И, неподвижностью взлетая,Я, как мороженое, таюВ своих приспущенных летАх.Пусть преждевременный монахПо мне апокрифы читает.А я смотрю, уже светает.И день, как будто запятаяНа полусогнутых ногах.Кто не живет, тот обитает.А я — в бесчисленных мирах,Где ох! И эх! И ух! И ах!Срок бесконечности мотаю.Как та рука — в моих штанах.<p>«Уже струится к ужину обедня…»</p>Уже струится к ужину обедня,А ты все разливаешь «по одной».Мой давний друг, не ты тому виной,Что честь и совесть превратились в бредни.А мир, то черно- серый, то цветнойОт искр из глаз не кажется победней.Когда ругня — и есть смертельный бой.А склоки: и сегодня, и намедни,Оставь другим толкаться на убой.Не первый ты. Но, к счастью, не последний.Не плачь над миром —Он смеется над тобой…<p>«Товарищ, верь, взойдет она…»</p>Товарищ, верь, взойдет она —Звезда предсказанных пристрастий.И возвратится Самовластье.И ложка, полная г-на,Опять надолго угораздитЛюбить былые времена.Не удивляйся, это счастье.Но, слава Богу, не война.<p>«Говорят, что моря обмелели…»</p>Говорят, что моря обмелели.В этом мире всегда все не так.Что-то яйца давно не звенелиКолокольцами диких атак.Я одену себя наизнанку.То ли ватник поверх. То ли фрак.За манишку возьму вышиванку.Если что — пригодиться, как флаг.По дорогам, порой непутевым,Запылю, как не раз, впопыхах.Чтоб подалее от полотеров,С их малиновым звоном в штанах.И плевать, что моря обмелели.Я мотню накручу на кулак.Только б яйца победно звенелиКолокольцами диких атак.<p>«Не пересчитать тебе, Овидий…»</p>Не пересчитать тебе, Овидий,Стаи пролетающую стать.Осенью им надо улетать.Но зачем обратно возвращаться?И родной землею восхищаться,Чтоб опять,Спасаясь, покидать.А во сне, заснеженную, видеть.Теплые края им не понять.И места, и норы, и берлоги.Небо воздается для дороги.А земля, чтоб было где лежать.<p>«Человек готов всегда…»</p>Человек готов всегдаЖдать до Страшного суда,Но вокруг него повсюдуХодят судьи и Иуды.Неподсудных не бывает,Кто бы что ни говорил.Даже если хата с краюИли лица вместо рыл.В мире вечно подсудимыхНе отыщешь невредимых,Несъедобных, неделимыхИ неУдобоваримых.Но, пока еще есть ты,Нюхай травку и цветы.<p>«Пусть знает враг…»</p>Пусть знает враг —                            Мы встанем на плетень.Без всяких благ. И прочей хренотени.Мы вежливо и молча, словно тени,На вас свою положим хренотень.Поскольку наша правда — без изъяна.А в Африке тоскуют обезьяны.<p>«Если есть и мех, и шкура…»</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия