Обман

До этого момента она не плакала. Они тогда сидели в саду на деревянной скамье, задние ножки которой глубоко вошли в грунт. Они касались друг друга плечами – и больше ничем – все то время, пока она рассказывала ему то, что произошло. Рассказывая, она не могла поднять на него глаза, понимая, как много зависит от этих нескольких минут разговора. Она не могла поверить, что он возьмет ее в жены, узнав, что она носит ребенка другого мужчины. Но ведь и она с трудом могла представить, как она выйдет за него замуж и как будут восприняты роды здорового ребенка, появившегося на свет на два месяца раньше положенного срока. К тому же, он не намеревался вступить в брак немедленно, а ее родители были уверены, что его неторопливость в этом вопросе объясняется не нежеланием исполнить свои обязательства по брачному контракту, а решением мудрого человека получше узнать женщину, которая станет его женой… прежде, чем она станет его женой. Но у Сале не было времени на долгое добрачное знакомство с Хайтамом.

Поэтому она должна была поговорить с ним. Однако следовало торопиться, ведь ее будущее и честь ее семьи вручались человеку, которого она знала меньше недели.

– Неужели ты молча и тайно ото всех носила в себе это ужасное бремя в течение этих двух месяцев, моя Сале?

После этих слов рука Хайтама обвила ее плечи. Сале поняла, что она спасена.

Ей хотелось спросить его, как он может взять ее в жены в таком положении: обесчещенной другим, беременной ребенком от другого, опозоренной мужчиной, который никогда не будет ее мужем. Я согрешила, и я поплатилась за свой грех, хотела сказать она. Но не сказала ничего, а только чуть слышно плакала, ожидая от него решения своей судьбы.

– Что ж, мы женимся скорее, чем я планировал, – сказал он, словно размышляя вслух. – Если, конечно, Сале… Если ты не хочешь выходить замуж за того, кто является отцом ребенка.

Она с силой сжала ладони коленями. Ее слова были резкими и решительными:

– Нет. Не могу.

– Потому что родители?..

– Я сама не могу. А родители… если они узнают, это убьет их. Они выгонят меня… – Больше она не могла сказать ничего, потому что ее горе и страх – так долго сдерживаемые – наконец-то отступили.

А Хайтам и не требовал от нее никаких других объяснений. Он лишь повторил свой вопрос: как она носила в себе это ужасное бремя? Он понял, через что она прошла, и искал способа разделить с ней тяжесть этого бремени и успокоить ее.

Или так она восприняла это, думала сейчас Сале. Ведь Хайтам был мусульманином, религиозным и всем сердцем прикипевшим к традициям, а поэтому его, должно быть, до глубины души оскорбило то, что какой-то другой мужчина прикасался к женщине, назначенной ему в жены. Он, верно, искал встречи с этим мужчиной, и раз Рейчел внесла в его душу смуту, рассказав о золотом браслете, о том самом золотом браслете, о подарке в знак любви…

Все совершенно ясно, и сейчас Сале могла мысленно представить себе их встречу: Хайтам просил о встрече, а Тео с готовностью согласился.

– Дай мне время, – наверняка сказал бы он, узнав о том, что она собирается выйти замуж за человека из Пакистана, выбранного родителями ей в мужья. – Ради бога, Сале, дай мне немного времени.

И он сумел бы найти способ добыть это необходимое ему время, уничтожив человека, стоявшего между ними, и этим предотвратить то, чему не в силах был воспрепятствовать: ее женитьбе.

Теперь у нее сколько угодно времени – и вместе с тем совершенно нет времени. Избыток времени потому, что нет уже рядом мужчины, готового спасти ее от позора, спасти так, чтобы она в результате этого спасения не потеряла своей семьи. А нет времени, потому что в ее теле развивается новая жизнь, которая разрушит все, к чему она привыкла, что ей дорого, с чем она связана. Если не действовать решительно и без промедлений.

Дверь за ее спиной открылась. Повернув голову, Сале встретилась глазами с матерью, входившей в комнату. На Вардах был скромный головной убор. Несмотря на палящий зной, все ее тело было закрыто одеждой, оставлявшей открытыми лишь руки и лицо. Она по привычке одевалась в черное, словно находилась в постоянном трауре по кому-то, о ком никогда не говорила.

Подойдя к столу, она коснулась плеча дочери, молча сняла с головы Сале дупатту, расплела косу и, взяв с комода щетку для волос, начала расчесывать волосы дочери. Сале не видела лица матери, но чувствовала любовь в прикосновении ее пальцев и нежность в каждом движении щетки.

– Ты не зашла на кухню, – сказала Вардах. – А мне без тебя скучно. Сперва я подумала, что тебя еще нет дома, но Юмн слышала, как ты пришла.

Да, от Юмн ничего не скроешь, подумала Сале. Она со злобной готовностью докладывает свекрови обо всех упущениях Сале.

– Я поднялась к себе на несколько минут, – ответила Сале. – Прости меня, амми. Ты уже начала готовить обед?

– Только поставила варить чечевицу.

– Тогда я…

Вардах, слегка надавив на плечо порывавшейся встать Сале и снова усадив ее на стул, сказала:

– Сале, я могу приготовить обед и с завязанными глазами. Но без тебя мне скучно, вот и все.