Обман

– Но Кураши не сообщил инспектору Кройцхаге ничего о том, что это за противоправные действия. И не упоминал ничьих имен, в том числе и Муханнада. Эм, и на Оскарштрассе, 15, ни сам Кройцхаге, ни его парни не обнаружили ничего подозрительного.

– Муханнад заметает следы. Он занимается этим больше десяти лет. И мы знаем, что тот, кто убил Кураши, уничтожил все улики против себя, как это делают профессионалы. Вопрос в том: каким бизнесом, черт возьми, занимается Муханнад? Контрабандой? Проституцией? Международным разбоем? Чем?

– У Кройцхаге нет никаких данных. Он и не начинал никакого расследования, а то, что он предпринял, ни на что не вывело. Вот что я думаю: если нет никаких данных о том, что какие-то противоправные действия вершатся в Германии…

– То мы должны найти их концы здесь, так ведь? – досказала за нее Эмили. – И фабрика Маликов служит отличным конечным пунктом многих дел: от производства и хранения контрафакта до терроризма. Если существуют какие-то улики, то найдем мы их именно там. Они отправляют товар не реже одного раза в неделю. И кто знает, что, кроме банок с вареньем и горчицей, они пакуют в коробки?

– Но, Эм, ведь, кроме семейства Маликов, Кураши общался и с другими людьми, поэтому нельзя только их подозревать в связях с Гамбургом, согласна? Тревор Раддок тоже работал на фабрике. И не забывай о проволоке, которую я обнаружила в его комнате. А еще любовник Кураши, если мы сможем его найти.

– Барбара, что бы мы ни нашли, следы приведут к Муханнаду.

И сейчас, по дороге в Харвич, Барбара мысленно прокручивала в голове их утренний разговор. Необходимо признать, что умозаключения Эмили относительно Муханнада и горчичной фабрики были логичны. Однако поспешность, с которой руководитель следственной группы сделала эти заключения, внушала ей некоторое беспокойство. Эмили не задумалась над странным поведением братьев Раддок, попросту отмахнувшись от доводов Барбары. «Что ты прицепилась к этим мусорщикам?» – сказала она тогда, а информацию о том, что у бабушки Тео Шоу случилось накануне обширное кровоизлияние в мозг, она восприняла как факт, освобождающий ее внука от всех подозрений в убийстве Кураши.

– Я хочу справиться в Лондоне о том, что за птица этот профессор Сиддики, – сообщила она. – Он ведь будет переводчиком, когда я буду допрашивать Кумара.

– А Ажар? – спросила Барбара. – Разве это не ускорит дело, если ты используешь его в качестве переводчика? Ты ведь можешь пригласить его одного, без Муханнада.

Предложение Барбары ее насмешило.

– Ну уж нет. Ни Муханнад, ни этот скользкий тип, его кузен, и близко не подойдут к нему. Кумар – это наш проводник к правде, Барб, и я не хочу рисковать, создавая собственными руками возможность утечки информации во время допросов. Кумар наверняка должен знать о том, что делается на этой фабрике. Муханнад – коммерческий директор компании «Горчица и пряности Малика». А отдел заграничных поставок – в службе коммерческого директора. Как, по твоему мнению, этот сладкий кусочек информации может вписываться в общую схему их бизнеса?

Инспектор Линли назвал бы логические заключения Эмили интуитивной полицейской работой, способность к которой приходит с годами и после обретения навыков тщательно анализировать собственные версии, возникшие на основе собранных улик и информации, полученной при допросах подозреваемых. Но Барбара уже прошла тяжкий путь анализа собственных версий, работая в составе следственной группы, и сейчас, после разговора с Эмили, она чувствовала явное неудовлетворение и обеспокоенность.

Эту свою обеспокоенность Хейверс рассматривала со всех сторон, на манер того, как ученый рассматривает не виданное ранее существо. Конечно, если Муханнад Малик был центральной фигурой какого-то преступного бизнеса, у него имелся мотив убить Кураши, если тот сделал попытку предать гласности его действия. Но существование такой возможности не должно выводить Тео Шоу и Тревора Раддока из категории подозреваемых. Ведь и у того, и у другого тоже были мотивы избавиться от Кураши, и ни тот, ни другой не имели твердого алиби. Но оказалось, что есть другая версия, существующая пока только в голове Эмили Барлоу. Размышляя о безоговорочном исключении Тревора Раддока и Тео Шоу из числа подозреваемых, Барбара чувствовала, как ее обеспокоенность приобретает форму одного простого и чреватого неприятностями вопроса: полагается ли Эмили сейчас на то, что подсказывает ей собственная интуиция, или на что-либо другое?

Инспектор Кройцхаге из Гамбурга однозначно заявил: никаких улик нет. Так на чем же тогда основывает Эмили свое интуитивное заключение?