Обман

Анас и Бишр спрятались на кухне, забившись под стол, стоявший в дальнем углу. Но Юмн даже не остановилась, чтобы успокоить детей, а пошла наверх в ванную комнату. Ее руки дрожали, как у паралитика, а в ногах ощущалась такая слабость, словно им не под силу было удерживать ее вес. Мокрая от пота одежда прилипла к телу, во все складки набилась земля, а сок спелых томатов, растекшийся по ткани, походил на пятна крови. Глянув на себя в зеркало, она ужаснулась при виде своего лица, а волосы, в которых запутались плети паутины, гусеницы и листья, выглядели хуже, чем немытые волосяные копны на головах цыганок.

Это ее не трогало. Правда на ее стороне. Что бы она ни делала, правда всегда была на ее стороне. И один взгляд на след от удара, нанесенного Вардах по ее лицу, служил этому подтверждением.

Юмн смыла грязь со лба и щек, вымыла ладони и руки. Вытерев полотенцем лицо, снова посмотрелась в зеркало. След от удара Вардах заметно поблек. Она несколько раз ударила себя по этому месту, а потом с силой сжала кожу между ладоней, пока щека снова не стала густо-розовой.

После этого Юмн пошла в их с Муханнадом спальню. Проходя по коридору, она слушала доносившиеся снизу голоса мужа и свекрови. В голосе Вардах снова слышались те же самые фальшивые нотки рабски преданной женщины: таким голосом она обычно говорила с сыном и с мужем. Голос же Муханнада… Юмн напряженно вслушивалась. Лицо ее нахмурилось. Он звучал так, как никогда не звучал прежде, даже в самые интимные минуты, когда они, например, в первый раз смотрели на своих новорожденных сыновей.

Ей удалось расслышать несколько слов: амми-джан… никогда не повторится… ненамеренно… жара… извинится и отслужит тебе.

Извинится? Отслужит? Юмн, негодуя, прошла по коридору в ванную. Она так яростно хлопнула дверью, что оконные стекла зазвенели в рамах. Пусть попробуют заставить извиниться. Она снова стала бить себя по лицу. Стала скоблить ногтями щеки до тех пор, пока на ногтях не показалась кровь. Он увидит, как его любимая мамаша обращается с его женой.

Когда Муханнад вошел в комнату, она уже причесалась и заплела волосы в привычную косу. Больше она ничего с собой не сделала и сидела за своим туалетным столиком, где освещение могло наилучшим образом показать, что сотворила с ней его мамочка.

– А что, по-твоему, я должна делать, когда твоя мать набрасывается на меня? Ждать, пока она меня убьет?

– Заткнись, – приказал он, подошел к комоду и сделал то, чего никогда не делал в отцовском доме, – закурил сигарету. И стоял, глядя на комод, а не на нее. Одной рукой он держался за деревянную столешницу комода, прижимая пальцы другой руки к виску.

Муханнад неожиданно в первой половине дня вернулся с фабрики домой, но вместо того, чтобы пообедать вместе с женщинами и сыновьями, провел несколько часов на телефоне, звоня сам и отвечая на звонки взволнованным и намеренно приглушенным голосом. Судя по всему, он был весь в делах. Но не настолько, чтобы не заметить, как страдает его жена. Когда он повернулся спиной к Юмн, она так яростно вцепилась в свою щеку, что на глазах у нее выступили слезы. Пусть видит, как с ней обращаются.

– Посмотри на меня, Муни, – потребовала она. – Посмотри, что твоя мать сделала со мной, и скажи, нужно ли мне было защищаться.

– Я сказал, заткнись. Поняла? Заткнись!

– Я не заткнусь, пока ты не посмотришь на меня. – Юмн заговорила более решительным и громким тоном. – Меня не уважают, но что я, по-твоему, должна делать, когда она хочет бить меня? Я, что, не должна защищаться? Защищать ребенка, который… а ведь в этот момент… А вдруг я беременна?

Напоминание о наиболее ценной из ее способностей заставило Муханнада сделать именно то, что ей было надо. Он повернулся и посмотрел на нее. Беглый взгляд в зеркало успокоил ее: щека была достаточно опухшей и окровавленной.

– Я нечаянно сделала неловкое движение, когда окучивала ее помидоры, – плаксивым голосом начала Юмн, – ведь на такой жаре все может случиться, а она сразу принялась меня бить. И это в моем-то положении, – сказав это, она обхватила обеими руками живот, стараясь этим жестом убедить мужа в правдивости своих слов. – Я, что, не должна была защищать новую жизнь внутри меня? Надо было терпеть, пока она не выпустит весь свой злобный пар и ревность…

– Ревность? – рявкнул он. – Да с чего моя мать будет испытывать ревность к такой…

– Не ко мне, Муни. К тебе. К нам. И нашим детям. И нашим будущим детям. Я делаю то, что она никогда не могла сделать. А она мстит мне за это и обращается со мной хуже, чем со служанкой.