Обман

Вдруг Барбара увидела Хадию примерно в сорока ярдах от лодки по правому борту. Та уже не била по воде руками, но еще держалась на поверхности. Безжизненное тело, плывущее по волнам.

– Майк! Вон она! – закричала Барбара и нажала на газ.

Как только они приблизились к ребенку, Фогерти поднялся на кромку борта. Барбара заглушила мотор и бросила в воду спасательный жилет и подушку с сиденья. Те заколыхались на поверхности моря, словно цветы алтея на травяном лугу. Барбара молилась.

Не важно, что у нее темная кожа, что мать ее бросила, что ее отец внушал ей все восемь лет ее жизни, что они одни на свете. Важно то, что она – Хадия: веселая, чистая, любящая жизнь.

Фогерти был уже около нее. Хадия плавала по поверхности лицом вниз. Он перевернул ее на спину, поднял вверх подбородок и поплыл обратно к лодке.

У Барбары все плыло перед глазами. Она бросилась к Эмили.

– О чем ты думаешь? – пронзительно закричала она. – О чем ты, черт возьми, думаешь? Ведь ей восемь лет, ты понимаешь, восемь лет!

Эмили, смотревшая на море застывшим взглядом, повернулась к Барбаре. Она подняла руку, словно желая закрыться от этих слов. Ее пальцы сжались в кулак, а глаза медленно сужались в щелки.

– Она не азиатское отродье, – твердым голосом объявила Барбара. – Она не безликий, бездушный предмет. Она человеческое существо.

Фогерти, держа ребенка, подплыл к борту лодки.

– Господи, – прошептала Барбара, видя, как он втаскивает в лодку хрупкое безжизненное тельце.

Пока Фогерти забирался в лодку, Барбара распластала по полу маленькое тельце девочки. Едва справляясь с собственным дыханием, она приступила к процедуре, которую врачи называют «сердечно-легочная реанимация», не задумываясь о том, поможет ли это или окажется бесполезным. Не отрывая взгляда от лица Хадии, Барбара быстро переходила от искусственного дыхания к сердечному массажу и наоборот, чувствуя при этом нестерпимую пронизывающую боль в ребрах. При каждом вдохе ее грудь жгло, как огнем. Она стонала. Она кашляла. Она ритмично давила костяшкой ладони в грудь Хадии.

– А ну, пошла прочь, – раздался у нее за спиной грубый голос Эмили. Она стояла рядом сбоку и кричала прямо Барбаре в ухо.

– Нет! – Барбара прильнула своими губами ко рту девочки.

– Прекратите, сержант. Уйдите прочь. Дайте мне.

Барбара не обращала на нее внимания. Вдруг Фогерти, все еще не отдышавшийся после плавания, взял ее за руку.

– Сержант, ну пусть шеф попробует. У нее получится. Не волнуйтесь.

Барбара позволила Эмили заняться ребенком. И та занялась этим так, как выполняла любое дело: разумно, с полной отдачей сил, не позволяя никому вмешиваться в свою работу.

Грудная клетка Хадии поднялась на мгновение – и опустилась. Девочка начала кашлять. Эмили повернула ее на бок, тело Хадии дернулось – и буквально сразу из ее рта хлынули потоки соленой воды, желчи, рвоты. По дну лодки, которой так гордился Чарли Спенсер, мгновенно разлилась обширная лужа.

Хадия заморгала. Она казалась оглушенной. Потом, кажется, поняла, почему трое взрослых склонились над ней. Личико ее было озадаченным; она сперва посмотрела на Эмили, потом на Фогерти, а затем ее глаза остановились на Барбаре. Хадия улыбнулась своей очаровательной улыбкой.

– У меня почему-то холодно в животе, и он переворачивается вверх ногами, – объявила она.

Луна уже поднялась высоко в небо, когда они пришвартовались к Балфордской яхтенной пристани. Несмотря на позднее время, пристань была залита огнями. На ней толпилось множество людей. Еще в тот момент, когда «Морской колдун» проходил то место, где Твизл сливается с Балфордским каналом, Барбара увидела собравшуюся на пристани толпу. Одни стояли, другие ходили взад-вперед около того места, где обычно стоял на приколе «Морской колдун». Верховодил толпой лысый мужчина, обширная плешь которого отражала огни, которых в это время на понтонной пристани было намного больше, чем в обычные вечера.

Эмили стояла за штурвалом. Глядя прищуренными глазами вперед поверх носа лодки, она, покачав головой, протянула:

– Да, ну и ну. – В ее голосе чувствовалось явное отвращение.

Барбара, расположившись на заднем сиденье, держала на руках Хадию, укутанную заплесневевшим одеялом.

– Что там происходит? – спросила она Эмили.

– Фергюсон, – ответила Эмили. – Да еще притащил с собой этих поганых репортеров.

Представителей СМИ было великое множество: фотографы, таскающие за собой источники света; репортеры, увешенные кассетными магнитофонами и ноутбуками; передвижная телестудия Ай-Ти-Ви, готовящаяся передать жареную новость в выпуске десятичасовых новостей. Вся эта гвардия во главе с Фергюсоном бросилась на понтоны и рассыпалась по обе стороны от того места, куда подходил «Морской колдун». Эмили выключила мотор, и лодка по инерции подошла к причалу.

Раздались громкие крики, замелькали вспышки, телеоператор криками прокладывал путь в толпе.

– Где он, черт возьми? – исходил на крик Фергюсон.

– Мои сиденья! Во что вы, черт побери, превратили мои сиденья? – причитал Чарли Спенсер.

– Скажите, хотя бы вкратце, как все произошло, – умоляли журналисты.