Обман

Обе они замолчали. Из-за стенки доносился гул голосов обрабатывающих информацию сотрудников, которым предстояло работать до позднего вечера, а возможно, и до утра. Но даже через стену чувствовалось, что работают они легко и спокойно, поскольку эти мужчины и женщины знали, что их напряженная работа приближается к удачному завершению.

Эмили повернулась к Ажару:

– Пока мы не допросили Малика, мы можем лишь в общих чертах представить себе картину того, что произошло. И вы, мистер Ажар, в силах нам в этом помочь. Как мне представляется, Кураши разгадал эту контрабандную затею, когда случайно пересекся с Муханнадом в Паркестоне в ту ночь, тусуясь в отеле «Замок». Ему тоже захотелось поучаствовать. Он пригрозил, что расскажет об их делах, если его не примут в дело и не дадут заработать. Муханнад воспротивился. Тогда Кураши хитростью привлек к делу Кумара, посвятив его в якобы задуманный им план положить конец всему этому мошенническому бизнесу. Он поселил Кумара в Клактоне и использовал его в качестве приводного рычага задуманного им плана – заставить Маликов раскошелиться. Но все получилось не так, как он задумал. Они его попросту грохнули.

Ажар отрицательно покачал головой.

– Этого не может быть.

Эмили вскипела.

Вот она и стала такой, как прежде, подумала Барбара.

– Неужели после всего, что Кумар рассказал про Муханнада, вы думаете, что он не мог быть соучастником убийства? Да этот человек бросил в море вашу дочь.

– Я не спорю, мой кузен мог быть соучастником. Вы не разобрались в том, что представлял собой мистер Кураши.

– Что вы имеете в виду? – нахмурившись, спросила Эмили.

– Вы не приняли во внимание его религиозность… Вы позволите мне сесть? – Ажар указал на один из стульев в кабинете Эмили. – Я только сейчас понял, что устал намного больше, чем мне казалось вначале.

Эмили утвердительно кивнула, и все трое сели. Барбаре – вот уже в который раз – смертельно захотелось курить. Она надеялась, что и Ажар чувствует то же самое, видя, как тот водит пальцами по грудному карману рубашки, проверяя, взял ли с собой сигареты. Если нет, то придется заменить курево леденцами, добытыми из глубин ее заплечного рюкзачка. Барбара протянула ему леденец. Таймулла взял его и поблагодарил ее кивком головы.

– Помните то место в Коране, отмеченное мистером Кураши? – начал Ажар. – Где идет речь о слабых среди…

– Нам его перевел Сиддики, – прервала его Эмили.

Ажар продолжал спокойным голосом.

– Сержант Хейверс может подтвердить, что мистер Кураши незадолго до своей смерти несколько раз звонил в Пакистан из отеля «Пепелище». Один раз он звонил мулле, мусульманскому священнослужителю, у которого спрашивал толкование слова «слабый».

– А при чем здесь слово «слабый»? – спросила Эмили.

– Слабый – в смысле беспомощный, не контролирующий себя, – объяснил Ажар. Это слово может быть употреблено, когда речь идет об одиноком, не имеющем друзей человеке, только что прибывшем в эту страну и оказавшемся в рабском капкане, из которого ему, как он понял, никогда не выбраться.

Эмили понимающе кивала. Но неопределенное выражение ее лица ясно свидетельствовало о том, что она ждет чего-то, что придало бы большую убедительность комментариям Ажара.

Другой звонок был к муфтию, продолжал Ажар, ученому, знающему законы. У этого человека он искал ответа на один-единственный вопрос: может ли мусульманин, совершающий смертный грех, оставаться мусульманином?

– Сержант Хейверс уже рассказывала мне об этом, мистер Ажар, – поморщилась Эмили.

– Тогда вы знаете, что такой человек не может оставаться мусульманином и жить согласно мусульманским принципам. А именно такое и произошло с Муханнадом. И именно с этим Хайтам решил покончить.

– Но ведь и сам Кураши далеко не безгрешен, – заметила Барбара. – Что вы скажете о его гомосексуальности? Вы говорили, что Коран это запрещает. Так, может быть, говоря с муфтием, он имел в виду собственную душу, а не душу Муханнада?

– Возможно, и так, – согласился Ажар, – но если принять во внимание то, что он делал, то с вашим возражением вряд ли можно будет согласиться.

– Если верить Хегарти, – обратилась Эмили к Барбаре, – то Кураши намеревался и после заключения брака вести двойную жизнь, не обременяя себя рассуждениями о том, как это вписывается в исламскую традицию. Так что навряд ли он так уж сильно заботился о своей душе.

– Сексуальное влечение имеет большую силу, – согласился Ажар. – Иногда даже большую, чем личные или религиозные обязательства. Ради сексуального удовольствия мы, бывает, рискуем всем. Нашими душами. Нашими жизнями. Всем, что мы имеем, и всем, что мы собой представляем.

Барбара встретилась с ним глазами. Анджела Уэстон, подумала она. Что он должен сейчас чувствовать: отчаянную решимость действовать назло всем, кого знаешь, веришь, на кого прежде полагался, того лишь ради, чтобы владеть недостижимым?