Обман

– Даг, мне совершенно не интересно, чем ты занимался в течение дня. Выкладывай как можно скорее, зачем ты ворвался в мой кабинет.

Даг кашлянул, прочищая горло.

– Он был там, шеф. Малик был там.

– Что ты несешь? Он не мог быть там. Я собственными глазами видела его в море.

– Я не говорю про сегодня. Я говорю о той ночи в пятницу. Малик был в Колчестере. Как Ракин Хан и говорил вначале.

– Что? – Эмили отбросила карандаш в сторону. – Чушь собачья. Ты в своем уме?

– Это… – он снова протянул ей бланк, – от одного парня по имени Фред Медоч. Он что-то вроде коммивояжера. Снимает квартиру-студию в доме напротив дома Хана. Когда я приходил первый раз, его не было дома. И сегодня, когда я снова наведался туда, надеясь застать там Малика, его тоже не было. – Детектив замолчал, переминаясь с ноги на ногу. – Но, шеф, он был дома вечером в пятницу. И видел Малика. Собственными глазами. В четверть одиннадцатого. В доме Хана. Там был Хан и еще один парень. Блондин, в круглых очках, с сутулыми плечами.

– Рохлайн, – почти шепотом произнесла Барбара. – Черт побери.

Посмотрев на Эмили, она ужаснулась: лицо руководителя оперативно-следственной группы было смертельно бледным.

– Не представляю себе, – пробормотала она.

Вид у Дага был самый что ни на есть жалкий.

– Окно его квартиры выходит прямо на фасадные окна дома Хана. На окна столовой, шеф. В тот вечер было жарко, поэтому окна были открыты. Там был Малик. Медоч описал его во всех подробностях, включая волосяной хвост. Он пытался заснуть, но парни напротив вели себя очень шумно. Фред выглянул в окно, чтобы посмотреть, как они развлекаются. Вот тогда-то он и увидел Малика. Я звонил в Колчестер, начальнику управления. Они, чтобы не было сомнений, покажут ему фотографию Малика. Но я решил, что прежде необходимо поставить вас в известность. Прежде чем все это проникнет в прессу, а тогда… ну вы же знаете.

Эмили стремительно поднялась из-за стола.

– Это невозможно, – задыхаясь произнесла она. – Да не мог он… Ну как он мог?

Барбара знала, о чем она сейчас думает. Эта самая мысль поначалу пришла и ей в голову. Как Муханнад Малик мог оказаться в двух местах одновременно? Ответ был очевидным: в одном из мест его не было.

– Нет! – закричала Эмили, обращаясь в пространство. Даг исчез. Эмили поднялась со стула и подошла к окну. Глядя на улицу, она молча качала головой и, наконец, выкрикнула: – Черт побери все!

А Барбара думала. Она перебирала в памяти все, что они слышали от Тео Шоу, от Рейчел Уинфилд, от Сале Малик, от Иана Армстронга, от Тревора Раддока. Она обдумывала все, что они узнали: то, что Сале Малик беременна, что Тревора поперли с работы, что Джерри Де Витт вкалывал на доме Кураши, что Клифф Хегарти был любовником убитого. Она думала обо всех, у кого было алиби и у кого его не было; о том, как каждый из них вписывался в расследование, и если вписывался, то в какую именно точку его обширной структуры. Она думала…

– Господи, Боже мой… – Барбара вскочила на ноги и стремительно схватила свой рюкзачок. Боль в грудной клетке пронзила ее, но она даже не поморщилась, потому что всецело была охвачена внезапно нашедшим на нее ужасающим, но совершенно ясным откровением. – О Господи, ну конечно. Конечно же.

Эмили отвернулась от темного окна.

– Что?

– Это не он. Он занимался контрабандными, грязными делами, но этого он не совершал. Эм! Ну разве ты…

– Не морочь мне голову, – резко осадила ее Эмили. – Если ты пытаешься избежать разборки на дисциплинарной комиссии, вешая это убийство на кого-то другого, а не на Малика…

– Барлоу, да прекрати ты, наконец, – теряя терпение, вспылила Барбара. – Тебе нужен настоящий убийца или нет?

– Вы отстранены от участия в деле, сержант.

– Отлично. Ты только что приняла это решение? Укажи это в своем рапорте. Но если хочешь завершить дело, двигай за мной.

Сейчас можно было обойтись без спешки, а потому они не включили ни сирену, ни проблесковые огни. Всю дорогу, пока они ехали по Мартелло-роуд, проезжали по Кресенту мимо темного, без единого огня дома Эмили, а затем, выехав на Бульвар, огибали железнодорожный вокзал, Барбара объясняла. Эмили сопротивлялась, не принимая ее объяснений, и спорила, приводя многочисленные доводы, объясняющие, что привело Барбару к неверному выводу.

Но Хейверс думала иначе. По ее мнению, все сходилось: мотив, средства и возможности исполнения. Обе они раньше попросту не могли разглядеть и сопоставить их, находясь в плену собственных предубеждений о том, что женщина такого типа в первую очередь посвящает себя супружеству, спланированному для нее родителями. Они не сомневались в том, что такая женщина будет покорной. У нее не будет собственного мнения. Всю свою волю она направит на то, чтобы заботиться о других – в первую очередь об отце, потом, когда придет срок, о муже, о старшем брате, если таковой у нее есть, – и она не сможет ничего предпринять, даже если острая необходимость призовет ее к этому.

– Именно так мы представляли себе ситуацию, когда размышляли об организованном, или договорном, браке, разве не так? – спрашивала Барбара.