Обольщение

Лукас выглядел потрясенным. Он надолго погрузился в молчание, потом резко бросил:

– Какого черта вам это сдалось? Амелия писала мне, что весьма обеспокоена чувствительностью Джулианны к силе вашего убеждения. Амелия сообщила, что встревожена, поскольку Джулианна из сиделки превратилась в вашу вечную спутницу. Амелия уточнила, что вы двое постоянно находитесь вместе. Я, конечно, знал, кто вы, поэтому не встревожился, когда получил ее письмо, но я был удивлен, ведь знаю свою сестру слишком хорошо. И я встревожен теперь. Как далеко зашли ваши отношения?

Доминик старательно контролировал выражение лица, боясь ненароком выдать свое смятение.

– Вам абсолютно не о чем тревожиться. Вам уже известен характер наших отношений: она стала моей спасительницей, моей сиделкой и моей подругой. Я ценил дружеское общение с ней, пока был прикован к постели. На этом – все. Вы, разумеется, не намекаете на неподобающую любовную связь?

Лукас пристально смотрел на него. После долгого молчания он наконец сказал:

– Нет, конечно нет. Вы – благородный человек.

Доминик чуть не вздрогнул. Он прекрасно знал о существовании девиза «Воевать с честью», но любой, кто верил в подобную чепуху, был глупцом, которому явно не суждено было прожить долго.

– Подумайте о моем предложении, Грейстоун.

– Вы не станете помогать с приданым моей сестры, – твердо заявил Лукас.

Доминик понял, что ему не позволят внести ни пенни. Стоило признать: Грейстоун произвел на него сильное впечатление.

– Кроме того, я боюсь, что Джулианной будут манипулировать ее парижские друзья-радикалы. На вашем месте я бы перехватывал ее корреспонденцию.

Лукас покраснел.

– Если честно, я подумывал об этом. Но я презираю саму идею шпионить за собственной сестрой. Это идет вразрез с моим понятием чести.

– Она нуждается в вашей защите. И вы пожалеете, если эту защиту ей не обеспечите.

Лукас глотнул бренди.

Доминик понял, что наступил благоприятный момент убедить его, и настойчиво заговорил:

– Она спасла мне жизнь, и я не хочу, чтобы ее жизнь подвергалась опасности из-за этих глупых политических взглядов. Вы хотя бы знаете, что у нее проблемы с вашими соседями? Что некоторые из них ее сторонятся? Что двери, которые когда-то были для нее распахнуты, теперь закрыты?

– Да, знаю, – уныло отозвался Лукас. – Но если вы считаете, что это приемлемое для меня решение – выдать ее замуж и с глаз долой, чтобы муж стал ее тюремным надзирателем, то вы ошибаетесь. Даже если я доведу ее до алтаря, она все равно будет отстаивать свои радикальные принципы, причем еще решительнее, в этом я уверен.

Лукас поднял свой бренди, но не отпил, а лишь уставился на стакан, задумчиво крутя его в руках.

Доминик осознавал, что привел самые сильные аргументы, которые только мог найти. Его удивляла собственная реакция, то, как важно ему было убедить Лукаса. Но Джулианна была худшим врагом самой себе. Кто-то должен был присмотреть за ней.

Доминик напомнил себе, что заботы о Джулианне были не его делом – больше не его делом. Это напоминание оставило странную пустоту в душе. К тому же он успел узнать Джулианну достаточно хорошо, чтобы понять: в конечном счете она будет упрямо делать то, что хочет.

Но в этой истории тем не менее оставалась еще одна важная деталь.

– Что ж, я высказал свои соображения, обсудил с вами все, что хотел, за одним только исключением.

Лукас поднял на него взгляд, оторвавшись от стакана.

– Я не могу оказаться разоблаченным, даже сейчас, – сказал Доминик.

– Джулианна никогда не выдала бы вас нашим врагам, Педжет. Надеюсь, вы понимаете это?

Доминик и не думал ни о чем подобном. Но продолжал настаивать:

– До этого лишь пять человек знали о моей деятельности, Грейстоун, теперь же в курсе шестеро. Женщины этого дома ни за что не должны узнать ни кто я, ни что я – англичанин, ни что я – Бедфорд. Я не могу допустить, чтобы подобная информация попала им в руки. Это сведения высокой степени секретности.

Лукас пристально взглянул ему в глаза:

– Себастьян уже объяснил мне это за вас. Я ничего никому не сказал – даже Джеку.

– Это хорошо. – Доминик широко улыбнулся впервые за это утро и поднял свой бокал.

– Таким образом, я остаюсь Шарлем Морисом, и вы можете притворяться, что опасаетесь меня.

Приведя упряжную лошадь в конюшню, Джулианна увидела в стойле гнедого мерина Лукаса.

Брат был дома!

Лукас наверняка может выяснить, что Шарль – французский солдат, и передать его властям.

Джулианна в спешке отправила перепуганную кобылу в стойло, захлопнула дверь, быстро заперла ее на щеколду и побежала от сарая к дому, чувствуя, как от ужаса учащенно бьется пульс. Она должна помешать Лукасу влезть в эту историю, она не может допустить, чтобы из-за него Шарля арестовали! Джулианна приподняла юбки и понеслась по дорожке, то и дело спотыкаясь. К тому моменту, как она добежала до входной двери дома, ее дыхание совсем сбилось. Тяжело пыхтя, Джулианна ворвалась внутрь, не позаботившись о том, чтобы закрыть дверь. Дом казался непривычно тихим. Куда же они девались? Сейчас Джулианна могла слышать лишь собственное тяжелое, стесненное дыхание.