Доминик отложил газету и поднялся, подходя к матери, чтобы поцеловать ее в щеку. Графиня была одета в костюм для верховой езды, ее щеки зарумянились, и это означало, что она недавно вернулась со своей утренней прогулки верхом.
– Доброе утро.
Доминик был удивлен, что мать прервала прогулку ради того, чтобы присоединиться к нему за завтраком.
– Какой приятный сюрприз!
– Мы уже несколько дней не беседовали с глазу на глаз, – улыбнулась она и уселась на кресло, любезно отодвинутое для нее Домиником.
– Это все потому, что ты – нарасхват, постоянно в водовороте светской жизни, – ответил он с любовью, нисколько не кривя душой. И в самом деле, леди Катрин вечно звали на какие-то мероприятия, и ее день неизменно был расписан по минутам.
– Я что, должна сидеть дома одна? Хм… ты хоть представляешь, как уныло это было бы?
– Бог его знает, ты никогда не бываешь унылой.
В комнате появился слуга, который налил леди Катрин ее любимый чай. Поблагодарив лакея, она сказала:
– Разве ты не наслаждался приемом, который леди Дэвис давала вчера вечером?
Доминик вопросительно взглянул на нее:
– Мне скорее было скучно.
– Я так и думала. Я заметила, что Надин там не было, хотя ее приглашали.
Доминик не виделся с Надин с момента их воссоединения и ожидал встретить ее на званом ужине. Д’Аршан был в числе гостей и, хотя явно пребывал в хорошем расположении духа, не хотел обсуждать Надин с Домиником, отделавшись объяснением, что ее беспокоит нечто вроде кашля.
Он не поверил графу. Доминик подозревал, что Надин не хотела появляться в свете так часто, как он. Что ж, теперь у них было гораздо больше общего, чем прежде, до начала революции, подумал Доминик.
– Я увижусь с ней сегодня, чуть позже. Я уже отправил ей записку.
– Хорошо, – улыбнулась ему мать. – Ты – прекрасный дипломат, Доминик, и достойный джентльмен. Я уже говорила тебе это? Надин – счастливая молодая женщина, ей так с тобой повезло!
Доминик вдруг подумал о Джулианне, вспомнив, как она кричала на него, обвиняя во лжи. Уж Джулианна-то вряд ли согласилась бы со столь лестной характеристикой, мелькнуло в его голове.
– Быть дипломатом обычно означает умение находить практическое разрешение конфликта, – уклончиво ответил Доминик. Леди Катрин пришла бы в ужас, узнай она, что любимый сын давным-давно принес свои благородство и аристократизм в жертву банальному выживанию.
– Что ж, если ты отправишься к Надин сегодня днем, я подожду и заеду к ней завтра. – Мать снова просияла улыбкой, явно обрадованная. А потом тихо добавила: – Убеждена, чувство неловкости пройдет, Доминик.
Он сделал глоток чаю и в который раз подумал о том, что мать будет сильно недовольна, когда он разорвет помолвку. Впрочем, Катрин наверняка со временем свыкнется с этой мыслью, точно так же, как смирилась с его скорым отъездом во Францию. Доминик собрался было придумать какой-то вежливый, успокаивающий ответ, когда в комнату вошел Жерар:
– Милорд, к вам посетитель.
Доминик нахмурился:
– Девять утра. Никто не приходит с визитами в такой час.
– Этот человек утверждает, что он – комендант Тауэра.
Доминик в изумлении уставился на дворецкого, не понимая смысл его слов:
– Какого еще Тауэра, скажи на милость?
– Лондонского Тауэра, милорд, – выжидающе посмотрел на него Жерар.
Доминик не знал никакого коменданта Лондонского Тауэра. Заинтригованный, он поднялся из-за стола.
– Где он?
– В холле.
– Прошу прощения, – обратился Доминик к матери, которая была удивлена не меньше его.
Он прошел мимо Жерара, который последовал за ним из комнаты завтраков в коридор. Тауэр служил тюрьмой, оружейным складом и хранилищем королевских богатств. У коменданта могло быть великое множество обязанностей, но ни одна из них не могла касаться Педжета.
– Он сказал, почему хочет видеть меня?
– Он сказал, что у него есть сообщение для вас от одного из его заключенных.
Доминик не мог представить ни одного из своих знакомых, который мог бы в настоящее время сидеть в камере Тауэра. Обычно туда отправляли всевозможных политзаключенных. Но Доминика не было дома довольно долго. Возможно, за время своего путешествия он успел познакомиться с кем-то, кто сейчас мог томиться в тюрьме. Зная, что леди Катрин направилась за ними в холл, он оглянулся на нее:
– Как ты думаешь, мог ли кто-то из наших знакомых недавно попасть в тюрьму?
– Даже представить себе не могу, – ответила мать.
И Доминик подумал о том, что в это непростое время действительно нельзя было точно знать, кто является врагом государства. Те, кто выступал против войны – и поддерживал Французскую республику, – предпочитали скрывать свои взгляды.
И вдруг перед его мысленным взором предстал образ Джулианны.
Джулианна – она была сторонницей якобинцев и не скрывала этого.