Илья виновато улыбнулся и, решив сразу разделаться с думками, роящимися в голове последние дни, сказал:
– Слушай, учитель… – он замялся, зарумянился, как красна девка. – Вот ведь загогулина какая…
Вежда ждал, насмешливо глядя на него. Илья нервно сглотнул и снова стал мямлить:
– Люди болтали, когда я им о тебе сказывал, будто ты… – он теребил край рубахи, не зная, куда деть руки и, наконец, выпалил: – Будто ты не Вежда вовсе, а батюшка Святогор…
Сказав это, Илья оробел вовсе: на такие слова Вежда мог равно и рассердиться, и расхохотаться. Но старик против ожидания повёл себя вовсе иначе: он спокойно пожал плечами и сказал:
– Когда-то я носил и это имя. Ну и что с того? Нету больше Святогора. Вышел весь… Нынче Вежда вместо него. А что до моих прозвищ – так их на целую деревню хватило бы. Так что хватит пустых расспросов.
И он пошёл в избу.
Быль пятая:
Сын голодной пустоты
Лазарь! иди вон.
Р
ано поутру Вежда с Ильёй уже шагали по лесу к выселкам, таща по мешку с припасами. Распевались птицы, солнце красиво пронзало подёрнутый туманом частокол леса – идти было хорошо да радостно. Вежда, мерно постукивая своим посохом по тропе, спросил:– Что, ученик, не скучал без мамки-то, пока за мечом хаживал?
Илья посмотрел в хитрые глаза учителя и пожал плечами:
– Нет, Вежда. Насиделся я дома-то. Всё не дождусь, когда в Киев пойду. А что?
Вежда покивал седой головой и сказал:
– Да ничего. Не быть привязанным в жизни – это хорошо. Да и за подол мамкин держаться негоже – причём не только мужчине, но и женщине.
Помолчали, а потом Илья негромко и осторожно сказал:
– Слушай, Вежда… А у тебя есть кто-нибудь? Ну… из родичей.
Вежда усмехнулся:
– Чего мямлишь-то? Обидеть боишься?
– Ну…
– Вот тебе и «ну». Не обидишь ты меня, не бойся. Обида – это ведь что? Это значит, кто-то подвергает сомнению то, что тебе принадлежит. Ну, то есть сомневается в каких-то твоих поступках, лишает тебя чего-то очень тебе дорогого. Понимаешь? Но у меня ничего нет, кроме моей котомки да одежды. Даже имя моё – не настоящее, и сколько их сносил я за свою жизнь… Что у меня есть такого, что можно было бы у меня отнять?
Илья напряжённо смотрел на шагавшего рядом Вежду, а тот негромко рассмеялся и добавил:
– Верно думаешь – никого у меня нет. Так что Морана и с этой стороны ко мне не подберётся: у меня и отнимать-то некого.
– Что же… – Илья помедлил. – И детей тоже нету?
– Мои дети – мои ученики, – сказал Вежда и легонько на ходу наподдал Илье своим посохом по заду: – Так что родителей у тебя не двое, а на одного больше.
И он рассмеялся. Илья промолчал и стал прикидывать, смог бы и он жить, как Вежда, один. Он вспомнил о своей Оляне, и сразу заныла в сердце старая заноза. Сколько раз он в бессилье стискивал кулаки, зная, что никогда не увидит больше свою любимую. В такие времена ему не хотелось дышать, и весь мир становился постылым, и ничто не могло быть интересным и нужным. Тогда он чувствовал себя одним во всём этом чужом мире, и мысль о том, что есть ещё матушка и отец, ничуть не грела его. Впрочем, он любил их, а они его, и даже уйди он в Киев, в дружину княжескую, то ведь и тогда не был бы одинок, потому как знал бы, что помнят его в родимой сторонке, любят, просят о нём богов… А у Вежды даже дома родного нет на этой земле. И любимой…
– А как же подруга, Вежда? – не выдержал Илья. Вежда спокойно пожал плечами:
– Я умею быть один.
Илья прищурился:
– Постой, постой, учитель! Выходит, мужчина живёт с женщиной потому, что чего-то не умеет?
– Конечно.
– Но почему тебе не нужна женщина?
– Надеюсь, ты спрашиваешь не потому, что думаешь, что мне не хватает домашней еды и ласки? – улыбнулся Вежда. Илья нетерпеливо кивнул. Вежда сказал: – Видишь ли, я – целый.
– Подожди, подожди! – сказал Илья, перебрасывая мешок с одного плеча на другой. – А я половинчатый, что ли?
– Ты сам сказал, – захохотал Вежда. Илья тоже заулыбался:
– Шутишь…
– Да не шучу я с тобой! – притворился рассерженным Вежда. – Женщина нуждается в мужчине, мужчина – в женщине. Так было и так будет на этой земле до тех пор, пока не перевелись здесь люди. Мужчина и женщина части целого. При этом женщина всегда движитель, а мужчина – прави́ло. Он не сумеет без неё двигаться, а она без него не сможет понять, куда ей двигаться нужно. Это закон, и на нём стоит мир. И закон этот касается не только людей. Впрочем, плох тот закон, который нельзя было бы нарушить. Ведь он, сказать по секрету, для этого и нужен, чтобы его время от времени нарушали некоторые люди. Вот и я не только знаю, куда мне следует идти, но также имею для этого нужную силу. Но это вовсе не значит, что я чураюсь женщин. Просто… – Вежда почти незаметно вздохнул, сделав паузу, и закончил: – Так получилось… И всё.
– Значит, ты тоже мог бы любить женщину?