Степняк загоготал, запрокидывая голову к небу, и тогда Вежда неуловимо взмахнул посохом, от чего вожак скатился из седла и остался неподвижно лежать под копытами своего коня. Пленники взвыли ещё громче от ужаса и восторга, а изумлённые печенеги, уже спрятавшие свои сабли в ножны, стали рушиться из сёдел один за другим. Вежда словно бы исчез, но о его присутствии говорил только стремительно рассекаемый его посохом воздух. Корова не успела бы моргнуть трижды, а полдюжины коней уже топтались на дороге без своих седоков.
– А ну-ка, ребятишки, освобождайтесь от верёвки да не разбегайтесь, держитесь гуртом! – велел им Вежда. – А этих, – он кивнул на замершие в пыли тела, – не бойтесь, скоро не подымутся.
И он кинулся в село, откуда доносилось мычание коров и людские крики.
Илья ещё издали увидел, что всадники у околицы опрокинуты Веждой на землю, а цепь пленников начала распадаться, и повернул в село. Он пересёк огород старосты, увидел, как огонь рвётся из окон дома, но прежде «красного петуха» нужно было управиться с разорителями из степи. Он услышал с улицы топот некованых конских копыт и кинулся туда, с размаху перелетев высокий плетень.
Двое косорылых на конях тащили заарканенного телка вон со двора Борыни, а сам кузнец лежал в уличной пыли в исподнем, всё ещё сжимая большими руками схваченный второпях цеп, и под ним уже натекла густая чёрная лужа. Холодная ярость поднялась было страшной волной в душе Ильи, но он, стиснув зубы, заставил её улечься, памятуя уроки Вежды, и тотчас подскочил к ближайшему всаднику. Тот заметил летящую ему на спину тень слишком поздно – Илья сшиб его с седла и, пока они оба падали по другую сторону коня, своротил печенегу немытую шею. Второй выпустил аркан и мигом выхватил меч, направляя коня к уже поднявшемуся на ноги Илье. Горсть пыли, захваченная Муромцем, полетела в узкие глаза. Пока степняк вслепую замахивался мечом, Илья оказался у него за спиной. Разбойник так и не увидел в последний раз уже показавшееся над лесом солнце.
Илья отступил от поверженного тела и огляделся.
Улица была пуста – только три тела недвижно лежали в пыли, топтались не у дел кони, да искал у плетня траву телок, путаясь ногами в печенежском аркане. От соседнего дома раздавался бабий крик, дым поднимался по другую сторону улицы, а изба старосты вовсю полыхала, расклёвываемая «красным петухом». Илья хотел было кинуться посмотреть, нет ли дома живых душ, но на улице показался конник. Сразу поняв, что случилось с его товарищами, тот живо убрал меч и потянул из-за спины лук.
Вежда уже успел дать Илье несколько уроков по искусству уклонения от стрел, и теперь Илья ждал, широко расставив ноги, когда наконечник стрелы сольётся с оперением в одну точку. Тонко взвизгнула тетива, а Илья уже повёл тело в сторону, как учил Вежда. «…Ноги в один миг становятся корнями осины, всё остальное выше коленей – ствол да ветки. Ты чувствуешь страшный порыв ветра, ты изгибаешься как змея, как лента на ветру, но корни твои остаются в земле крепко…» Как учил Вежда, так и вышло к изумлению самого Ильи, будто уклонялся он не от калёного жала, а от Веждиной особой стрелы с тупым наконечником. Точка стрелы на его глазах превратилась в чёрточку и прошла мимо, пропев там, где миг назад был бок Ильи. Муромец не стал дожидаться второй стрелы, которую уже тянул из тула степняк, а сам бросился к нему.
И на ходу узнал его.
И тотчас вновь увидел око луны на чёрном морозном небе, и двор пастуха Свири в мёртвом свете и тело Сневара Длинного с торчащей из спины стрелой. И ещё сразу не то что увидел, но ощутил каждой точкой своего тела глаза Оляны, испуганно и с надеждой смотрящие на него.
Силы, нёсшие его вперёд, утроились. Сделав очередной шаг, он просто оттолкнулся от земли и полетел прямо навстречу ненавистному лицу. И увидел, как лицо это, означающее для него всё зло со стороны Великой Степи, и смерть Сневара, и потерю Оляны – исказилось от ужаса. Нет, степняк не узнал в огромном парне с молодой бородкой загнанного парнишку с норманнским мечом в дрожащих руках. А коли бы и узнал, может, сам умер бы с перепугу.
Печенег не успел вновь снарядить лук, и до меча не было у него времени дотянуться. Илья сшиб его с седла, как сшибают горшок с верхушки плетня озорные мальчишки.
– Где моя Оляна? – спокойно и страшно произнёс Илья, сидя верхом на оглушённом падением степняке. – Что ты сделал с ней, сын голодной пустоты? Отвечай!!
Ставшие шире глаза кочевника с ужасом смотрели на Муромца. Илья сгрёб его за шею и медленно сжимал пальцы.
– Эк-ххе!.. – сдавленно зашипел лучник. – Пагади!.. Пастой…
– Где Оляна? – так же негромко повторил Илья. – Говори.
– Кто… мой не знает, – прохрипел печенег, пытаясь разжать пальцы Ильи на своём горле. Илья, словно не замечая этих несчастных попыток, сказал: