Обратимость

Меня доставили домой. Потом воспоминаний никаких не осталось, так как я сразу же уснула.

Пробуждение наступило от того, что рядом происходила какая-то суета. Неизвестно, сколько времени длился мой сон и какое теперь время суток. Голова кружилась так, словно меня усадили на карусель, и все еще чувствовалась слабость. Открыв глаза и более или менее собрав оставшиеся силы, я с досадой заметила, что рядом находится мой друг. Держа в руке чайник с заваркой, он выглядел обеспокоенным.

– Что ты тут делаешь?

– Это ты мне лучше скажи, что происходит. Ты ни жива ни мертва.

– Нездоровится, – устало вымолвила я и отвернулась, желая избежать ненужных разбирательств.

– Черт подери, Кеева! Куда ты ввязалась, я не пойму?! Что происходит! Кто тебе угрожает, скажи мне!

– Никто. Все хорошо!

– Не может быть, я вижу, как все хорошо, – передразнил он.

– Мне надо поспать, ты не мог бы помолчать…

– Меня впустил сюда какой-то странный парень, сказав, что тебя нужно пить как можно больше чая. Это что за чушь?

Я вздрогнула и тут же проснулась. Слабость как рукой сняло, зато взметнулась злость на Эдварда. Зачем он открыл себя, значительно все усложнив. Ух, потом я ему устрою!

– Давай сюда, – устало пробубнила я, стараясь сохранить свой больной вялый вид, что мне неплохо удавалось.

Он молча протянул кружку, пожирая меня глазами. Внутри него все так и кипело, если бы не слабость, он бы съел меня со всеми потрохами.

– Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, слышишь! Кто бы он ни был и какая бы опасность мне ни угрожала, я не позволю, чтобы тебе делали плохо!

– Спасибо. Не стоит так беспокоиться, все нормально, а если будет плохо, то непременно дам знать тебе.

Как можно быстрее выпив чай, оказавшийся жутко крепким и сладким, я опять впала в дремоту и не заметила, когда ушел мой друг. На следующий день возле меня уже никого не было. О, какое облегчение! Через несколько минут на тумбочке я обнаружила записку от Алекса. В ней говорилось, что он оставил меня отдыхать одну, пока я не посчитаю нужным позвать его. Далее повторялось все то же, что он уже говорил лично.

Вздохнув, я отложила ее в сторону и тут же о ней забыла.

Слабость все еще оставалась, мозг едва ли соображал. В таком состоянии на работу показываться не имело смысла, и для директора я сказалась заболевшей. Баррон с легкостью отпустил меня, пожелав скорейшего выздоровления. Дома я просидела дня три, все это время думая о произошедшем.

Жутко было представить, что Керран может узнать о моем поступке, поэтому об этом я предпочитала не думать для сохранности своих нервов. Зато из головы не выходила та девочка. Я ломала голову над ее таинственной странностью и над тем, что с ней случилось.

Вывод напрашивался в итоге такой: она оказалась настолько слаба, что ее организм не воспринимал таблетки или же не впитывал как положено содержащиеся в них вещества. Как тогда она умудрялась жить среди них? Как они могли поддерживать ее такую слабость? Хотя для нее одной можно было бы найти крови, это не так уж и сложно.

Я вспоминала ее страдальческое личико, похожее на обиженного херувима.

Ее светлое старомодное платье в кружевах, удивительно подходящее ей. Я бы, пожалуй, взяла ее к себе и ежедневно заботливо потчевала кровью, как прилежная мать кормит ребенка кашей. Однако она скорее годилась мне в младшие сестренки. Только вот до безумия детское лицо сбивало с толку, заставляя думать, что перед тобой беспомощный младенец.

Смотря на свою ранку, сделанную ланцетом очень искусно, я раздумывала над тем, когда же она затянется. Благодаря Эдварду надрез получился очень аккуратным, с леску толщиной, но глубоким, поэтому все еще ощущалась боль. Неужели Керран учует даже такой комариный укус? Я верила в это только потому, что предостережения Эдварда напугали меня, и скорее из-за них, чем по другим своим предположениям желательно было сидеть дома как можно дольше.

Совесть у Эдварда, похоже, отсутствовала, так как он ни разу не пришел проведать меня. Это ладно, но я так хотела спросить у него, когда же можно будет вновь прийти!

Так прошла неделя. Я постоянно смотрела на свой порез, как на часы, мысленно ускоряя его заживление. Баррон ворчал по поводу моей рассеянности, но зато он ничего не знал.

Он не знал о визитах в особняк, и это меня совершенно устраивало. Я не хотела ему говорить об этом, но и не делала из моих посещений тайны. Скорее, подсознательно желала добиться результатов, чтобы потом было что предъявить. В конце концов мои действия не были направлены во вред Баррону, поэтому ему не пришлось бы злиться на меня. А узнай он об этих визитах, я бы не стала отрицать.

Третья четверть: убывающая луна

Войдя в его кабинет, я в нерешительности остановилась у двери, так как во мне ни с того ни с сего появилось дурацкое чувство страха. А когда он обернулся, оно уже стало неконтролируемым.

Он смотрел на меня с подозрительной внимательностью, а я все еще лелеяла надежду, что все обойдется, успокаивая себя тем, что рана совершенно зажила.