Обратимость

Меня удивило его странное высказывание, опять-таки двусмысленное. Как будто бы он был человеком или как если бы я имела какую-то невиданную ценность в глазах вампира. Не найдясь, что бы ответить на это, я молча кивнула и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

Чувствуя себя донельзя виноватой, я не появлялась в особняке около недели, а то и больше. Чтобы отвлечься, пришлось с головой уйти в работу, в мои изучения и вопросы. Я пробовала узнать что-нибудь самостоятельно о книге, которую показал Легран. И, конечно же, мои старания, хаотичные и не имеющие никакой информационной поддержки, потерпели крах.

Теперь рано темнело, так как наступила осень. И мои дневные 18–20 часов, привычное время посещения особняка, превратились в сумерки, причем опасные. Я это поняла только тогда, когда оказалась в особняке, совершенно погруженном в темноту и гипнотический сон. Полнейшая тишина, нарушаемая лишь еле слышимым тиканьем невидимых часов, звук которых прослушивался, как слабый пульс: то пропадая в толще темноты, то выныривая вновь. Зал наполнила неприятная прохлада, дуло, кажется, изо всех щелей. “Ну да, – подумала я, поежившись, – зачем вампирам отопление… Даже камина, наверное, нет”.

Однако решив не вслушиваться более в жизнь особняка, я, чтобы избежать ненужных искушений и опасностей, тут же двинулась по направлению к лестнице, настроившись дойти до кабинета без приключений. Но как только достигла ее, то услышала какое-то движение возле себя, сопровождаемое стоном. Остановившись и оглянувшись, с замеревшим сердцем различила в темноте светлое пятно, сильно смахивающее на человеческую фигурку.

Это пятно двинулось, и мне показалось, что от него исходят кряхтения. В груди возникло напряжение, и откуда не возьмись поднялось любопытство. Интересно, что это за явление такое странное, не показалось ли? Раз оно находится всего в нескольких метрах от меня, то не мешало бы пойти и посмотреть.

Я направилась к тому месту и через минуту оказалась возле источника моего внимания. В темноте глаза с трудом различили ту самую девочку. Она забилась в небольшую нишу и смотрела на меня совершенно душераздирающим взглядом. Огромные глаза ее, казалось, заглатывали меня целиком, и выбраться из их омута не представлялось возможным. Залитое болезненной бледностью маленькое личико источало только страдание. На нем пурпурные маленькие губки смотрелись, словно раздавленная вишня, уголки их были капризно опущены вниз. Не удивилась бы, если бы она могла гипнотизировать, именно это у нее сейчас прекрасно получалось. Я забыла не только куда шла, но и о возможной опасности, а запрет Керрана переместился куда-то глубоко, на задворки души.

– Ты что тут сидишь? – как можно ласковей осведомилась я, радуясь, что оказалась одна с ней и могу теперь спокойно поговорить. – Тебе плохо? Что с тобой происходит?

К сожалению, девочка не настроена была разговаривать. Ответом явилась тишина, что немного расстроило меня. Однако она тут же изобразила на лице плаксивую гримасу, и дыхание ее участилось. Взгляд сделался жадным, а значение его достаточно красноречивым.

Я заколебалась, осмотревшись по сторонам. В сердце всколыхнулась тревога. Жутко захотелось помочь ей, но тогда… Я даже представить боялась, что меня ожидает. Уйти от этого ребенка – дело совершенно тщетное.

– Как ты бедняжка живешь среди них, а? Они тебя кормят вообще?

Девочка двинулась, выражение ее лица стало еще капризнее, казалось, она вот-вот заплачет.

– Ладно, только чуть-чуть и по-быстрому. Обещаешь? – прошептала я, закручивая рукав дрожащей рукой, чувствуя, как моя оголенная рука, предназначенная в жертву, тоже затряслась и покрылась мурашками. Она, проигнорировав мои слова, уцепилась за руку своими маленькими холодными ладошками и, рванув к себе, вонзила в теплую плоть маленькие клыки. Я даже понять ничего не успела, зашипев тут же от боли, создаваемой ее клыками, но заставила себя успокоиться. Все мои чувства отключились разом. Чем в этот момент я отличалась от нее? Одно животное питалось за счет другого, потерявшего все человеческие страхи и эмоции. Едва ли я отдавала отчет своим действиям.

Прошло около минуты, как за моей спиной возникло легкое движение. Обернувшись, я вздрогнула, и рука моя дернулась. Вместе со стоном из меня вырвался возглас неожиданности. Рядом стояла Петра и смотрела на меня, скрестив руки на груди. Лицо ее исказила надменная гримаса и еще какая-то сильная эмоция неуловимого значения, но, определенно, она вызывала во мне жуткий дискомфорт. Я было хотела вырвать руку, испугавшись присутствия Петры, но девочка сжала ее, словно тисками. Тут во мне действительно стал подниматься страх, и в памяти оживал запрет Керрана, постепенно убивая меня. Однако Петра молчала и смотрела, ничего не предпринимая. Глаза ее в темноте блистали, как холодный лед. Она даже и не думала двигаться и вообще выразить даже малейшие эмоции на своем лице. Я поняла, что она, в общем-то, не против этой безрассудной инициативы.