Обратная сторона Юпитера

– Я родилась необычным образом – я родилась от отца. Некоторые люди рождаются в разных местах, а я родилась прямо сразу, на улице. И родил он меня как женщина, только был с мужским лицом. Когда я была в желудке отца, то я всё видела, всё. Мне тогда было семнадцать лет, а папе было шестнадцать. Я выросла сразу. Когда я родилась, папа одел мне кольцо и сказал: «Ты будешь моею женой». Сюда в клинику приходят мужчина и женщина, мой папа отдал меня им на воспитание. Они приходят и называют себя моими родителями, однако же это неправда, они приёмные. И вообще, они приставлены ко мне тайным обществом, чтобы я не смогла рассказать вам все секреты, которые я видела из желудка моего отца. Я же снималась в нескольких фильмах, у известных режиссёров – французских, чешских, польских, румынских. «Развод по-итальянски», «Жажда», «Ну, погоди», «Мелодия для флейты с оркестром», «Самая обаятельная и привлекательная». До сих пор я поддерживаю связь по секретным каналам и переписываюсь шифрованными письмами с Гюнтером-Сашей, моим партнёром. Иногда мы пользуемся каналом, который располагается в моей голове, прямо во рту. Я слышу голос Гюнтера-Саши, мы беседуем, он объясняет мне смысл всех вещей на Земле. Но вся эта жизнь построена совершенно неправильно. Все мои действия, и действия всех вокруг неправильны, утопичны, противоречивы. Всё, всё что пережито с самого начала, все мои поступки, благодаря тому, что я увидела в утробе отца, всё это неправильно. Тревога, тоска в груди. Я не могу сидеть, мне всегда надо ходить, двигаться…

Вдруг Брумгильда вскочила, как ошпаренная, вскинула руки и начала динамичный цыганский танец, громко и демонстративно напевая:

– Садо-садо…

Детективы переглянулись. Видимо это песня про маркиза де Сада и его извращения? Но Брумгильда, неожиданно для всех, продолжила:

– Садо-виноградо,

Чок-Чок-Чок,

Ромэйло!

Она пританцовывая подошла к Лестрейду и сказала:

– Мадам, я приглашаю Вас на белый танец, извольте встать!

После чего схватила инспектора с неестественной силой, какая бывает только у психически больных. Силой, неведомо откуда берущейся, совершенно невероятной величины, которой абсолютно нельзя противостоять. В безумном танце, под неслышимую человеческому уху музыку, как с тряпичной куклой заскользила Брумгильда с беспомощно сопротивляющимся, барахтающимся в её железной хватке Лестрейдом по палате. Потом она рывком поставила его на одно колено перед собой:

– Ну что, просишь моей руки? Ну ладно, не могу сопротивляться красивому мужчине, я согласна! Папа тоже не против. Да ведь папа? – безумная обратилась внутрь себя, – Он не против, не переживай, малыш!

«Малыш» Лестрейд стоял как манекен с трясущимися руками и ногами. Меньше всего сейчас он хотел жениться, а ещё меньше именно на психически нездоровой Брумгильде. Хотя той, как казалось, его согласие было абсолютно ни к чему.

– Ты – больная! Прекрати этот театр!

– Кто больная, я больная? И чем же это я по-вашему больна? Да нет, это Вы больной! Эй санитары, уколите его чем-нибудь! Да лучше прямо в язык его поганый! Больную он увидел, тоже мне психотерапевт, Фрейд недоделанный. Да вы не переживайте, я сейчас же уезжаю отсюда. Ни секунды не могу больше оставаться в этом месте. Я и билет уже купила. На белый самолёт с серебристым крылом, что взлетая оставляет Земле лишь тень. Да вот посмотрите, вот же он!

Брумгильда вырвала у Холмса его блокнотик, правда тут же вернула, оторвав один листочек.

– Вы знаете, сейчас ввели новые правила авиаперевозок. Теперь на каждом билете должен расписаться мой муж. Да вставай же, вставай, вот смотри – тебе надо расписаться!

Безумная зажала в пальцах непонятно откуда появившийся карандаш и что-то нацарапала на листке.

– Вот так. Вот смотрите. Только никому больше не рассказывайте. Это большой секрет, об этом знают только Великие. Ну может быть ещё Большая тройка, но это уже совсем другая история.

При этих словах «Брумгильда» снова начала кружиться в танце по комнате. Она кружилась всё сильнее и сильнее…

– Прощайте, товарищи, не поминайте лихом, я улетаю. Вы чувствуете? Это же Северный ветер, он уносит меня навсегда. Прощайте, товарищи!

После этих слов бедная Брумгильда сделала реверанс, её пронзила судорога, и она застыла в кататонии. Встала как вкопанная, как памятник. Её рассудок и душа покинули бренное тело, оставив в нём только самые примитивные инстинкты и тёплые воспоминания…

Холмс и Ватсон взглянул на единственное, что осталось от разумной Брумгильды – скомканный клочок бумаги, на котором было что-то написано. Шерлок аккуратно развернул записку. На ней, на чистейшем английском было выведено одно единственное слово:

«RUN!»

– «Бегите!» – перевёл Холмс, – Интересный поворот событий. Что же ты хотела этим сказать нам, бедная Брумгильда…

– Что же тут непонятного, Шерлок? По-моему, она то, что хотела сказать нам, ровно то и сказала. И мы будем весьма предусмотрительными, если воспользуемся её ценнейшим и своевременным советом, – выдал Ватсон все свои мысли.