Он начал себя ощущать во времени и пространстве. Теперь понятно. Он в какой-то больнице. Дальше пришло осознание того, что Он лежит, но почему-то не может двинуть ни рукой, ни ногой. Он попытался приподнять голову, это тоже оказалось невозможно, что-то сковывало все его движения. Он из всех сил ворочался и косился во все стороны. Краем глаза удалось разглядеть кусок белой подушки с синим треугольным штампом и часть железной панцирной кровати, на которой Он лежал, а также надетый на Него белый больничный халат с длинными рукавами, какие бывают у Пьеро на рыночном театре и узлы, которыми его руки, ноги, и даже туловище были намертво привязаны к каркасу койки.
– «Так, интересно… Значит я в больнице, – пронеслось у него в голове, – почему? Вероятно, я болен, это самое очевидное объяснение. Интересно чем? Опасно ли это? Почему я связан? Зачем меня обездвижили, и кто?»
Всё произошедшее с ним фрагмент за фрагментом проникало в его мозг, всплывало в нём, рисуя замысловатые, местами непонятные и фантастические картины. Вдруг, как водопад, как цунами, как ураган, воспоминания нахлынули на него со страшной силой и поглотили, словно морская пучина. Как будто Он только что стоял на пристани, была спокойная, солнечная погода, но откуда не возьмись поднялась волна, огромный девятый вал, который просто растворил его в себе. Он вспомнил всё. Всё что с ним было. И Холмса, и Ватсона, и Лестрейда. И Мёртвый город, и подлого доктора Хаоса, и Брумгульду, и дракона. И даже огнегривого льва с Пантификом и Минотавром. И конечно Ареса с Гелкой, Пиотра с Фавном, Дженптурский народный суд, Совет Девяти, Бессмертных, вирус, и Убежище.
Всё вернулось, нахлынуло, как будто и не было белого света умиротворения. Видения обрывались на уколах, которые ему всадила пара молодцов под предводительством подлого докторишки. Он сквозь муть помнил только испуганные, немигающие глаза Ватсона-Гелки, и взгляд Лестрейда, который кричал: «Я же говорил!». Вот значит оно как. Вот теперь всё встало на свои места. Потому что не может быть всё хорошо. В этой жизни может быть только плохо.
*****
– Т-а-а-к-с, ну как мы себя сегодня чувствуем? Угу, ну сегодня получше, получше! – раздался чей-то голос.
Холмс-Арес как мог скосил глаза и приподнял привязанную голову. Он увидел добрые весёлые глаза доктора Хаоса. Только одет тот был не по стандартам щёголей викторианской Англии, а во вполне современную медицинскую одежду, с подобающим ей бейджиком, халатом и самыми обычными джинсами и свитером под ним. Как будто за время пока Холмс-Арес был в отключке, пронеслось лет эдак триста.
– Сколько я спал? – ватным, не ворочающимся языком спросил Арес-Холмс доктора.
– Да нет так уж и много. Всё в соответствии с назначенными препаратами.
– А куда Вы дели Ватсона с Лестрейдом? Что вы с ними сделали, подлец? Вы и правда думаете, что нас не будут искать? Что весь этот беспредел сойдёт Вам с рук?
– Ну вот, опять за старое… – разочарованно понурив глаза опустил руки врач, – а я уж грешным делом подумал, что галоперидол в совокупности с инсулиновой комой помогли Вам избавиться от навязчивых фантазий, Глеб.
– Какой я Вам к чертям собачьим Глеб? Что за идиотское имя Вы придумали? – плевался от гнева Холмс-Арес.
Он готов был вырвать руки из пут, но связаны те были умело, явно профессионалами, и не поддавались, а только ещё больше затягивали узлы на руках. И вправду, ну какой Глеб? Ещё одного персонажа его мозг не мог выдержать.
– Послушайте, доктор. Давайте так. Сделаем вид, что ничего этого не было. Ни похищения, ни привязывания к кровати. Вы меня сию минуту развязываете, отпускаете, как и моих друзей, а я за это Вам гарантирую, что на суде замолвлю за вас словечко. Всё-таки пара лишних лет на свободе из того столетнего срока, который Вы получите, ведь Вам явно не помешают. А, Доктор?
– Н-да-с. Мои надежды не оправдались… Все эти новомодные препараты, «достижения гуманной науки», как я и говорил, всё это туфта. Только электрошоковая терапия и лоботомия. Только за этим будущее, как собственно и настоящее!
Доктор как бы разговаривал сам с собой.
– Вы с кем там общаетесь, гражданин врач-вредитель? Я повторяю своё требование! Немедленно развяжите меня, иначе я за себя не отвечаю! – Холмс стал всё сильнее и сильнее всем телом пытаться разорвать путы смирительной рубашки, а это была именно она.
– Успокойтесь, голубчик. Смирительная рубашка устроена так, что пытаться развязать её самому – совершенно бесполезное занятие. К тому же Вы ещё и привязаны к кровати. И поверьте мне, меньше всего я хочу держать Вас в этой вынужденной позе. Вы сами себя загнали в это положение, и единственным выходом из него будет Ваше выздоровление. Ну или по крайней мере социализация поведения.