Обречённые на мытарства

Слова умирающего Марка Ярошенко не давали покоя Кривошееву несколько дней. После встречи с обозом он долго лютовал на трассе. Угрожая наганом, грозился расстрелять самолично несколько прорабов и мастеров, на участках которых, по его мнению, работа двигалась медленно. Вернувшись в лагерь, учинил разнос всем подчинённым, кто встретился на его пути. А уже поздно вечером, закрывшись в кабинете, достал из сейфа бутылку водки и, не отрываясь от горлышка, большими глотками опорожнил её. Поморщившись, запустил ложкой в банку говяжьей тушёнки и откусил большой ломоть чёрного хлеба.

Расправившись с закуской, походил из угла в угол четверть часа, потом отправился домой. Но и после приёма «на грудь» легче не стало. Почти до утра сон не шёл, перед глазами стояло смертельно бледное, но довольно счастливое лицо Марка Ярошенко.

«Совесть – не двухсторонняя монета, у неё не может быть чистой и грязной стороны. Совесть не проявляется частями. Она у человека либо есть, либо отсутствует вообще», – монотонно пульсировали слова в затуманенном водкой мозгу. Кривошеев переворачивался на другой бок, и в голову лезли уже другие слова. «Цель твоей жизни – злоба и коварство», – начинал стучать в голове невидимый молоточек.

«Может, в чём-то прав религиозный хохол? – внезапно мелькнула мысль и Афанасий Дормидонтович поразился её появлению. Ему вдруг показалось, будто эта мысль пришла откуда-то извне, кто-то невидимый неожиданно шепнул ему на ухо, подтолкнув к размышлению.

«В чём же он прав? – нарушив ночную тишину, проговорил Кривошеев вслух, обратив взор в темноту. – В том, что я оказался слепцом, не замечающим страданий невинных людей? Покрылся мхом злобы и коварства? Ну уж, дудки! Я делал то, что требовала от меня партия большевиков, партия рабочих и крестьян. Выметал мусор на задворках молодого государства, чтобы жизнь пролетариев стала чище и прекраснее».

«Не надо оправдываться перед самим собой, – вкрадчиво домогался покаяния голос в голове. – Ты делал своё дело рьяно и с особой жестокостью. Тебе были чужды благоразумие и справедливость. Тебя пьянила беспредельная власть над беззащитными людьми, которые не могли дать должный отпор. Ты безжалостно и безучастно штамповал в их судебных делах клеймо врага, будто клеймил животных в стаде. Невинные люди могли лишь плакать от бессилия и молить о снисхождении. Тебя это забавляло и укрепляло ещё больше твою веру в собственную безнаказанность. И вот ты впервые встретил человека, который осмелился сказать тебе правду. Она поразила тебя широтой мировоззрения и искушённостью, напугала неизбежным возмездием. Ты избивал его, пытаясь поставить на колени, сделать его таким же послушным и податливым, какими были все остальные арестанты. Впервые у тебя ничего не получилось. Твой арестант оставался верен своим убеждениям».

«Что это со мной происходит? – встрепенулся Кривошеев и сел на кровати, озираясь в темноте. – С кем это я сейчас разговариваю? Неужели схожу с ума? Этого ещё не хватало!»

Он потёр пальцами виски, снова лёг. Перед глазами вновь появилось лицо Марка Ярошенко с умиротворённой улыбкой.

«Что за наваждение, чёрт возьми! Уж не сотворил ли со мной чего-нибудь напоследок этот сволочной святоша? – не на шутку испугался Кривошеев, вспомнив байки о существовании ведьм и колдунов. Он тяжело поднялся с кровати, зажёг свет, прошёл на кухню.

Весна в этом году изрядно запаздывала. За окном по-зимнему бушевала метель. Ветер завывал в печной трубе, свистел в щелях между брёвен, стучал оконными стеклами.

«Всё, Афанасий Дормидонтович, хватит мучиться. Сегодня ты обязательно отправишься к Лидии. Она вылечит тебя, с ней ты забудешь обо всём на свете».

С этой мыслью Кривошеев достал из стола початую бутыль с самогоном, отлил полный стакан и выпил залпом, словно это была волшебная микстура. Поморщился, через пару секунд протяжно крякнул и взглянул на часы-ходики на стене. Стрелки показывали час ночи. Потом с тоской посмотрел на бутыль с самогоном и со вздохом поставил её на прежнее место. В пять часов предстояло отправляться на службу.

… С Лидией Глушаковой Кривошеев познакомился в Вельске на рынке. Он был в управлении по делам строительства и после получения первой зарплаты на новом месте службы оправился на рынок. СевДвинЛаг был на полной самоокупаемости и о хорошем питании можно было только мечтать. Каша и жидкий супчик в лагерной столовой осточертели, хотелось прикупить свежего мяса, чтобы повар персонально для него приготовил что-нибудь вкусное. Кроме того, на рынке можно было приобрести самогон. С водкой в лагере были большие проблемы.

Кривошеев не общался с женщинами с тех пор, как расстался с Кирой, благодаря которой и очутился здесь на севере. Последней женщиной была подруга Киры, затащившая его в постель со злым умыслом по наущению всё той же Киры.

Лидия приехала на рынок из деревни, чтобы продать мясо и самогон, который пользовался большим спросом.