Обрести себя

Новый председатель Ион Гырля думал широко и заглядывал далеко вперед. Будущий сад должен давать столько фруктов, сколько теперь все колхозы района, вместе взятые. Из трудолюбивых ребят и девчат отобрали двадцать, желающих стать садоводами, и отправили на специальные курсы. «Неплохо бы и Анку послать», — думал Арион. Ему хотелось пристроить младшую дочку к достойному делу и чтобы оно, это дело, было не таким уж тяжелым.

Через несколько лет раскорчеванная пустошь Волчанка на берегу Прута станет украшением долины. Но сколько надо потрудиться до тех пор! Еремия прав. И все-таки если бы моряки стали плакаться, что море чересчур широкое, ни один корабль не отправился бы в плавание. Ариона же трудом не испугаешь. Больше него никто не берет себе долю в работе. Если б каждый отдал земле столько, сколько Арион, вся земля давно бы превратилась в сад. Только его руки знают, сколько чернозема перевернул он плугом. Если вытянуть все его борозды в одну, она не один раз опояшет планету. Да что там говорить! Только ли пахота за его спиной! А скошенные поля — сколько скирд, сколько пирамид зерна — пшеницы, кукурузы, подсолнуха, а сколько виноградников и фруктовых садов ухожено его руками! Ему ли бояться труда? Глупости, Еремия. Эти жилистые руки трудящегося крестьянина, перевитые венами, руки, на которых еще ни один врач не щупал пульса, — это его честь и надежда. С ними он может еще дважды вырастить детей. Но сад, о котором упомянул Еремия, сад, который существует пока на бумаге (план его висит на стене правления), — не просто овеществленный труд, не просто работа. Это самая заветная страсть Ариона, может быть, венец всей его жизни. Арион это смутно понимал и боялся его. Сад означал богатство, доход, изобилие. Его завидный удел — брать чистые соки земли, превращать их в прекрасные плоды и дарить человеку. Можно было заранее представить эти самые плоды, отполированные золотым солнцем. Однако есть еще и нечто другое, более высокое. Это и украшенные деревьями холмы, белеющие пахучим цветением по весне, дающие прохладу в зной, пылающие золотом осенью. Вокруг сада, как вокруг огромного завода, вырастет и воспитается новый коллектив. А можно ли оставаться злым, жадным, завистливым рядом с этим чудом? Сад возвысит, хоть немного изменит всех, кто работает в нем, всех, кто живет вблизи его.

Арион представлял его с необыкновенной ясностью, ему даже слышался шорох будущей листвы, он ощущал аромат цветения будущего сада. Ему не терпелось увидеть его большим и хотелось в сохранности передать в наследство молодым. В то же время он понимал, что сад возьмет все его силы, высушит и погубит его. Очень уж большое дело затеяно для малых знаний Ариона.

Иногда он ловил на себе взгляд серых умных глаз, оглядывался и видел загорелое лицо с рассеченным подбородком. Он и любил эти глаза, и побаивался их, прятался от них и всячески избегал с ними встречаться. Его раздражало, когда во время работы он ловил на себе их взгляд. Глаза агронома Павла Захарии теплели, когда Арион дружески беседовал с ним. В это утро Арион договорился встретиться с Павлом в Волчанке. А тут Еремия продержал его битый час со своими глупыми разговорами.

Арион ускорил шаги. Начинается плантаж, и уж кто-кто, а бригадир обязан быть там. Нужно еще к дочерям зайти, посмотреть, как сажают табак. С Иляной теперь и встретиться как-то неловко. Нашел тоже время для воспитания. Ну видели ее несколько раз с тем чумазым головорезом — что тут такого? Не смертельно, и нечего в доме цирк устраивать из-за этого. В голове у нее еще глупости, молода. А приглядится к этому сорванцу, взвесит — сама увидит, что это за фрукт, сама разберется.

Погожее утро и мысли о саде немного успокоили Ариона. Но в сердце еще оставалась горечь от недавней стычки, а в глазах стояла Мадалина, печальная, расстроенная. Вдобавок ко всему он, как на грех, натер себе мозоль на ноге тесным сапогом…