Обручник. Книга третья. Изгой

Так он об этом раззвонил на весь Туруханск, и уже на второй день к нему пришла пожилая учительница немецкого языка и сказала:

– Я в молодости, не поверите, чем увлекалась.

Она жеманно сплющила губы.

А поскольку он не выразил любопытства, продолжила:

– Я пыталась по сучьям деревьев предсказывать чью-либо судьбу.

И поскольку он и на это ничего не сказал, заверила:

– И знаете, иногда получалось. Я нашему Бабкину прочила больше будущее. И вот видите…

Этот разговор Фрикишу стал надоедать, когда учительница сказала:

– А недавно мне стало известно, что вам деревья посылают свою поэтическую энергетику.

Она отхлебнула воздуху.

– Ведь это так занятно!

Неизвестно, что Фрикишу сказала бы она еще, если бы на пороге не возникла молодая девка, которая и представилась с порога:

– Я – Екатерина Хренова.

Ну тут во Фрикише немедленно проснулся зубоскал, который, собственно, и определял его сущность.

– Тебе надо скорее замуж выйти, – посоветовала учительница.

– Зачем? – спросила девка.

– Чтобы фамилию сменить.

– Уж не на вашу ли?

А когда учительница ушла, пояснила, почему ей подгрозила:

– Ее фамилия тоже не слаще моей, Редькина.

У Екатерины просьба была более определенная.

– Скоро у Святителя день ангела. Так вот мы решили стишки ему сочинить. И к какому дереву ни прислонялись, не идут они, и все тут. Может, Оглобля что припустил?

Стараясь не обидеть ее и не дискредитировать Оглоблю, он объяснил ей, что для того чтобы стихи пришли, нужно вдохновение.

– Ну я это понимаю, – сказала она и достала из-за пазухи бутылку водки.

Когда же Фрикиш понял, что она от него не отстанет, то сказал:

– Ну сядь вон в тот угол и молчи.

– А чурбан, что, не нужен?

И она, выйдя во двор, вволокла в комнату громадную осиновую чурку.

– Только давай с тобой договоримся, – начал Фрикиш, – что: а…

– Что такое «а»?

– Ну, во-первых, значит.

– Так.

– Дай мне слово, что ты об этом не расскажешь самому епископу.

Ну и всем прочим тоже.

– Я что, на болтуху, что ли, похожа? – полуобиделась Екатерина.

От осины пахло весной.

И он начал:

От осины запахло весной,
Это ангела день наступает.

– На кого наступает? – спросила она.

– Ведь ты обещала молчать.

– Так это на улице.

– Тогда пойди погуляй.

– С кем?

– Ну одна. Походи. Поброди. Еще там что-нибудь поделай.

– А Оглобля говорил…

– Дубина, он, твой Оглобля.

– Нет, дубиной Ваську зовут.

– В общем, сгинь, если ты хочешь, чтобы я хоть что-нибудь написал.

Хренова наконец вышла.

А он забубнил:

Вот и ангел твой воспарил,
Выбирая, где лучше сесть.
Был бы он без обоих крыл,
Все равно бы сесть угодил
На святое твое плечо,
Принеся от Бога привет,
Чтобы ты служил горячо
Много-много и зим и лет.
Мы попросим ангела, чтоб
И от нас он слово шепнул.
Ну а мы осеним свой лоб
Крестным знаменем…

Он запнулся и потом, подбирая рифму, зашептал:

– Шепнул – пнул, загул, задул…

Фрикиш никак не мог найти последнюю созвучную строку.

– А я уже нагулялась, – объявившись на пороге, произнесла Екатерина.

– Сейчас, сейчас! Одну минуту!

Он выдворил ее на крыльцо.

– Ну а мы осеним свой лоб
Крестным знаменем. Век уснул.
Наш двадцатый серьезный век,
Что и ангелам стал не рай,
Где любой на земле человек…

– Ну скоро? – снова ломанулась в дом Хренова.

– Ты что, – взоорал он, – хочешь, чтобы я вообще все это бросил?

– А я тогда скажу…

Он захлопнул дверь.

Опять застрял на последней рифме.

– Где любой на земле человек,
Скажет: «На судьбу, выбирай!»

Но поняв, что совершенно не концовочная строка, и он снова ушел в дебри шептаний.

И в этот самый момент вошел тот самый старик с бородкой виселькой.

– Ты знаешь, милый человек, Ероха-то тебя обманул.

– Какой Ероха?

– Ну какой сказал, что его сестра от товарища Сталина понесла. Не могла она этого сделать.

– Почему?

– Да потому что тогда еще не родилась.

Выпроваживая деда, Фрикиш – взором – обшарил весь двор, Хреновой нигде не было.

16

Если посмотреть на возню вокруг персоны Луки с позиции его глобального вреда Советской власти, то возня, которую сотворили вокруг него Стильве и Бабкин, выглядела смехотворно микроскопической.

Без нажима, просто так, как говорится, под веселую руку, держащую стакан с водкой, выведал Фрикиш у фельдшера Онуфрия Седуна все, о чем с ним вел беседу на допросе Стильве.

Седун неведомо чем был возбужден и все время пытался заверить, что никакого отношения не имеет к религии.

– Вот Мэри Исаевна Дворкина, – долдонил он. – Она могла утаить многое, поскольку призналась мне, что собирается в конечном счете стать ученой по медицинской части.

Видел Фрикиш ее.

Это та девушка, что на барже приплыла с Лукой в Туруханск.