Общественное мнение

Получается, среду, с которой имеет дело наше общественное мнение, искажают многими способами: цензурой и конфиденциальностью на уровне источника информации, физическими и социальными барьерами на уровне получателя, а еще редким вниманием, бедным языком, отвлекающими факторами, внезапно нахлынувшими чувствами, физическим и моральным износом, жестокостью и однообразием. Такие ограничения на доступ к среде в сочетании со сложностью самих фактов препятствуют ясности и справедливости восприятия, заменяют конструктивные мысли вводящим в заблуждение вымыслом и не дают нам адекватно проверить тех, кто сознательно стремится ввести нас в заблуждение.

Часть 3 Стереотипы

6. Стереотипы

Каждый из нас живет и работает на маленьком участке земной поверхности, общается с ограниченным кругом лиц и из всех своих знакомых близко знает лишь немногих. Любое общественное событие с большими последствиями мы видим в лучшем случае только с одного ракурса. Это верно и для высокопоставленных лиц, которые готовят проекты договоров, пишут законы и дают распоряжения, и для тех, для кого предназначены эти договоры, опубликованы эти законы, отданы эти распоряжения. Наши мнения неизбежно охватывают большее пространство, больший промежуток времени, большее количество вещей, чем мы в состоянии наблюдать непосредственно. Следовательно, их нужно собирать по крупицам на основе чужих сообщений и возможностей своего воображения.

Однако даже очевидец не в силах воскресить в памяти исходную картину произошедшего[45]. Ведь, как следует из опыта, он сам что-то привносит в событие, а что-то позднее из него убирает, и чаще всего то, что он считает описанием события, на самом деле – его преобразование. Мало какие факты в сознании – реально исходные данные. Большинство из них являются выдумкой. Описание произошедшего – это совместный продукт субъекта познания и объекта, где роль наблюдателя всегда избирательна, и в ней обычно проявляется творческое начало. Факты, которые мы видим, зависят от того, где мы находимся и что привыкли видеть.

Незнакомое событие – как мир глазами ребенка: «что-то большое, цветастое и жужжит»[46]. Именно так, по словам Джона Дьюи, взрослый поражается чему-то новому, пока это новое для него действительно новое и незнакомое. «Непонятный нам иностранный язык всегда кажется тарабарщиной, невнятной болтовней, там невозможно четко и однозначно выделить конкретную группу звуков. Сельский житель на многолюдной улице, „сухопутная крыса“ в море, профан в спорте на соревновании профессионалов – это все примеры того же. Отправьте человека без опыта на завод, и сначала работа покажется ему лишенной всякого смысла. Для приезжего все люди незнакомой расы, как говорится, на одно лицо. Сторонний человек заметит у овец в стаде лишь явные различия – размер или цвет, тогда как для пастуха каждая из них имеет свои характерные особенности. Если мы что-то не понимаем, мы видим лишь расплывчатое пятно и какое-то хаотичное мельтешение. Поэтому проблема освоения заложенного в вещах смысла или (выражаясь иначе) формирования навыка простого понимания – вопрос привнесения (1) точности и отличительной характеристики и (2) постоянства или стабильности значения в то, что в противном случае было бы смутным и неустойчивым»[47].

Но степень точности и постоянства зависит от того, кто их привносит. В отрывке ниже Дьюи приводит пример того, сколь разное определение опытный любитель и химик-профессионал могли бы дать слову «металл». Такие характеристики, как «гладкость, прочность, глянец и блеск, большой вес для своего размера… возможность ковки, способность вытягиваться и не ломаться, размягчаться от тепла и затвердевать от холода, сохранять заданные объем и форму, сопротивление к сжатию и неподверженность разложению», вероятно, были бы включены в определение неспециалиста. Химик, скорее всего, проигнорировал бы эстетические и полезные качества, определив металл как «любой химический элемент, который вступает в соединение с кислородом, образуя оксид»[48].