Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

«Японистская» точка зрения в конечном счете легла в основу работ Оути по сельскому хозяйству. По состоянию на начало 1960-х годов Оути сохранял опасения по поводу безработицы и бедности в сельской местности. Если подробно рассмотреть ситуацию последних десятилетий (до начала 1990-х годов), связанных с комбинированной «сверхполной занятостью» и значительным сокращением потребностей в рабочей силе в сельском хозяйстве за счет технологических затрат, эти опасения могут показаться странными. Но такое восприятие лишь подчеркивает драматическую трансформацию японского общества в течение 1960-х годов. Оути признавал это, отметив, с одной стороны, что проблемы сельского хозяйства больше не представляют собой «социальный вопрос» в том смысле, в каком этот термин понимался на протяжении большей части столетия. Безусловно, «избыточное население» оставалось, но уже не в виде молодых мужчин – глав домохозяйств, а в виде их стареющих родителей – и жен. Но сельское хозяйство теперь (как и в США) было «второстепенным сектором» современной экономики, избыточное производство которого можно было легко ликвидировать с помощью компенсационных выплат. Этот успех, как отмечает Касэ, привел Оути к глубокому пессимизму. Поскольку к концу 1950-х его надежды на социалистические преобразования посредством коллективного управления сельскими районами ослабли, Оути увидел, что сельская местность полностью зависит от государства и вряд ли выдержит внешнее давление, требующее либерализации рынка, которое становилось все более настойчивым. Конечно, сельское хозяйство останется политической проблемой; но классический Agrarfrage был решен [Касэ 1997: 16–18].

Последняя работа Оути отмечена печатью грусти – неудивительно, учитывая десятилетия интеллектуальных, возможно, даже эмоциональных трудов, которые он вложил в изучение сельского хозяйства. Все это было связано не только с проявлением экологических и ресурсных проблем в 1970-х годах или с недавними тревожными наблюдениями по поводу недостаточной самообеспеченности Японии продовольствием. Речь идет о переоценке ряда специфических точек зрения, всей категории сё:но: и роли сельского хозяйства в развитой государственно-монополистической капиталистической экономике. От изображения «негативной организации, которая прекратила масштабную деятельность в пределах полного использования рабочей силы семьи, потому что не могла обеспечить прибыль», Оути перешел к пониманию того, что «по своей природе сельское хозяйство – это отрасль, хорошо подходящая для бизнеса семьи», в свою очередь, семья способна лучше, чем наемная рабочая сила, справляться со сложностями принятия решений в постоянно меняющихся природных условиях. Только те домохозяйства, которые были в состоянии поддерживать свою деятельность, могли участвовать в рыночной экономике: противопоставляя «сельское хозяйство как занятие» «сельскому хозяйству как предприятию», то есть «деятельности, направленной на получение прибыли (хотя и низкой), которая выходит за рамки части заработной платы [дохода]», – Оути обрисовал будущее положение о:гата сё:но: как важнейшего «хранителя» японского сельского хозяйства [Там же: 23–24]170.

Наряду с этим запоздалым принятием аргумента, который в течение десятилетия циркулировал среди экономистов сельского хозяйства, мы также находим ряд оправданий политики, которая, как признал сам Оути, была равносильна раскаянию за его давний модернизм. Сельское хозяйство, настаивал он, должно рассматриваться как общественное благо, обладающее ценностями в различных неэкономических областях, которые оправдывают его неэффективность с точки зрения затрат. Вместо того чтобы «избавляться» от мелких земледельцев и мелких земель, Оути теперь предложил сделать такие районы объектом концентрированной государственной поддержки. Следует поощрять людей оставаться или селиться в горах и лесах; «оставить землю в покое» – не значит обеспечить богатство природы, а значит проявить безответственность к Японии, деревни которой пустеют [Там же: 24–26, 30]171.

Метафорически выражаясь, уместно сказать, что в Оути Цутому наконец-то встретились Петр Столыпин и Уэнделл Берри – первый делал «упор на крепких и волевых», а второй – защищал крестьянские сообщества в условиях дезинтеграции – под эгидой политэкономии Уно Кодзо. Как уже было отмечано раннее, Оути унаследовал сельскохозяйственную направленность анализа стадий развития капитализма Уно; как он заметил, каждая из этих стадий имела свою характерную форму но:хонсюги, или «агроцентризма»172. Точно так же он рассматривал сельское хозяйство и его проблемы не как самодостаточные, но как элементы динамичной политэкономии: отсюда его антипатия, разделяемая школой Уно и «Ро:но:-ха», к использованию уникальных полуфеодальных общественных отношений, которые каким-то образом ускользнули от капитализма и все же поддерживали его.