В долгосрочной перспективе культурализм может не пережить упадка ростизма. Окончание холодной войны совпало с лопнувшим экономическим «пузырем», который привел к самому серьезному экономическому спаду за последние полвека. На фоне внешнего давления, требующего либерализации, укоренившейся политической коррупции и признаков упадка корпоративного персонализма, которым отмечен верхний уровень индустриальной экономики, культурализм утратил свое господство. Последствия для общественных наук неоднозначны. Поразительная работа социологов религии (вызванная такими социальными травмами, как, например, зариновая атака «Аум синрикё» и землетрясение в Кобэ), новые методы исторического исследования эпохи Токугава, а также этнография местных жителей и меньшинств – все это свидетельствует о сокрытых в них силе и потенциале. Провокационный теоретический прорыв, возможно, проявляется в работах в том числе и Яманоути Ясуси, в которых он за рамками как старых представлений об исторических этапах, так и постоянства культуры анализирует истоки современного японского «системного общества» в военное время82
. С другой стороны, японские общественные науки лишились сильной, актуальной направленности: больше нет воображаемого национального сообщества, революционных поисков, модерной – демократической – личности, нуждающейся в формировании, нет больше и «роста ради роста». Концепция «Япония – Запад», похоже, устарела, однако и концепция «Япония – Азия» новых общественных наук тоже не кажется перспективной. Против этого, по-видимому, выступает история отношений в регионе, не говоря уже об углубляющейся общей неопределенностиГлава 3
Двойная жестокость83
В этой и двух последующих главах ставится вопрос: что и как увидели японские марксисты в японском капитализме? Что было объектом их пристального взгляда и как – каким методом – формировался сам этот взгляд?
Мы начнем с наблюдения, суть которого заключается в том, что в Японии сложилась традиция некапиталистического капитализма, то есть такого капитализма, в котором не – или докапиталистические ценности и практики считаются по-прежнему значимыми и фактически решающими в формировании институционального, а также личного поведения в сфере экономики. Об этом, конечно, десятилетиями твердили и критики, и апологеты, достигнув таким образом состояния идеологической усталости. В частности, японские марксисты, особенно из связанной с Коминтерном «Ко:дза-ха», или «Фракции лекций», сыграли решающую роль в определении контуров капитализма «японского типа». Принимая устоявшуюся критику капитализма, обвинявшую его в оправдании безнравственности и эксплуатации во имя личной выгоды, они вышли за рамки этой критики и провели теоретический анализ «японского типа». Эксплуататорские механизмы японского капитализма, настаивали они, сочетают рыночные механизмы с устойчивым «полуфеодализмом» в общественных производственных отношениях, которые легли в основу капитализма японского типа. Эта концепция неравномерного развития и «отсталости» прочно закрепилась в японских общественных науках.
Несмотря на эти аналитические достижения, часто указывается, что «Ко:дза-ха» игнорировала вопросы идеологии и, следовательно, не могла уловить реальную динамику японского капитализма, более того, модернизации Японии в целом. Последняя заключалась в изобретательном – и стратегическом – характере процесса, посредством которого «традиция», или прошлое, проникало в настоящее: через систематические попытки государства задействовать его в «виртуальной» войне за выживание в качестве императорской державы. Марксизм «Ко:дза-ха» раскрывал структурное присутствие прошлого, но только ценой стирания как сознания прошлого, так и государственного сознания – идеологической среды, благодаря которой это структурное присутствие приобретало свой смысл. Здесь вполне логично задаться вопросом, может ли модель капитализма без идеологии в принципе отражать капитализм.
Присутствие прошлого в японском капитализме