Согласно парадигме Зеленой революции и догмам сравнительного преимущества и свободной торговли, не было никакого смысла в том, чтобы мексиканцы выращивали кукурузу друг для друга. Как писала в 2004 году Алишия Гальвес в «Еда в стиле НАФТА» (Eating NAFTA), «чтобы произвести одну тонну кукурузы, нужно 17,8 рабочего
Как сказал один мексиканский фермер, если «США посылает в Мексику субсидированное зерно, то грузит его в пассажирские вагоны, чтобы в них привезти мексиканских фермеров, которым нужна работа»{300}
. Именно это и происходит, за вычетом сидений. Два миллиона фермеров лишились работы, безработица росла, эмиграция ширилась, а доходы стагнировали. Тем временем импорт в Мексику американской кукурузы за 20 лет после претворения в жизнь принципов NAFTA вырос в шесть раз. С тех пор он еще удвоился{301}.Двадцать пять лет спустя Соединенные Штаты поставляют в Мексику 42 % своих товаров. Например, экспорт американской свинины в Мексику увеличился в девять раз. Вместо ведения натурального хозяйства мексиканские промышленные фермы теперь выращивают ягоды и помидоры для жителей Северной Америки, большинство из которых понятия не имеет о социальных издержках этого производства: жестоком обращении с работниками и детьми, частичной и полной невыплате заработной платы, ужасных условиях жизни и труда{302}
. Кроме того, высокооплачиваемые рабочие места в фабричном производстве перекочевали из Штатов в Мексику, где зарплата ниже, что больно ударило по трудовым союзам США.Соглашение NAFTA еще и принесло в Мексику джанкфуд. Импорт кукурузного сиропа с высоким содержанием фруктозы увеличился почти в
Мексика демонстрирует схему того, что с тех пор случилось повсюду, и трудно увидеть путь к изменениям этой ситуации с учетом глобальной экономики, позволяющей корпорациям пренебрегать государственными границами. Даже страны, больше всех выигравшие от глобальной экономики, прежде всего Соединенные Штаты, находятся в тисках ухудшающегося здоровья населения (главным образом вследствие неправильного питания, диктуемого излишком сельхозпродукции), растущего неравенства и отравленной окружающей среды.
Первые намеки на экологический ущерб появились еще до того, как Зеленая революция распространила на весь мир использование химических пестицидов.
Пестициды вещь не новая. (Это понятие объединяет средства, уничтожающие насекомых, сорняки, грибы, плесень и мучнистую росу.) Шумеры использовали серу как инсектицид около 4500 лет назад. В Древнем Китае был разработан первый специализированный пестицид пиретрум из хризантемы, который до сих пор используется в качестве органического пестицида.
В то же время или немного позже повсюду в Азии растениеводы использовали полезных насекомых – хищников. (На Западе сложилась отчаянная, нелепая и предположительно менее эффективная практика предания бабочек совок и гусениц анафеме.) Со временем стали популярными самые настоящие яды, например мышьяк и ртуть, которые регулярно использовались и в XX веке. С тех пор от применения ртути как пестицида отказались, мышьяк применяется много где, хотя запрещен к использованию в сельском хозяйстве большей части США и Европы.
У фермеров имеются все основания всерьез бороться с насекомыми-вредителями и болезнями растений, но фермы, основанные на принципах биологического разнообразия, умеют делать это без смертельной химии. Разумеется, не причиняющий вреда природе контроль вредителей требует больше труда, а также понимания, какой именно участок земли наиболее приспособлен для выращивания сельхозкультур. Разнообразие же видов является обязательным элементом здоровья почвы.