Общество поглощения. Человечество в поисках еды

Это делалось не то чтобы цинично – на чей-то взгляд, возможно, даже невинно. «Ученые экспериментальных станций и чиновники никогда не рассматривали возможность того, что, пока их работа оказывается успешной, она может способствовать обогащению богатых, разоряя и в конечном счете выгоняя с земель многих достойных фермеров, не столь наделенных предпринимательскими талантами, – писал историк Чарльз Розенберг. – Не предвидели они и потенциального конфликта между поддержкой все более заумных исследований, проводившихся на деньги правительства, и постепенным умиранием самодостаточно децентрализованного мира. ‹…› Только самые эффективные могли надеяться выжить»{121}.

Намеренно или нет, трагический результат принуждения к стандартизованной монокультуре состоял в объединении ученых и исследователей не с фермерами, а с банками, производителями оборудования и продавцами семян и химикалий. Как пишет Уэнделл Берри в книге «Как Америку сгоняли с земли» (Unsettling of America), «сельскохозяйственные колледжи» стали «колледжами "агробизнеса"», и «учреждения, призванные оберегать сельскую жизнь, теперь являются ее худшим врагом – образовательной субсидией, предоставляемой конкурентам фермеров»{122}.

Карта семейных ферм была бита. Крупные компании хотели, чтобы фермеры имели больше земли, больше производили и глубже увязали в долгах. В то же время независимые, казалось бы, консультанты были убеждены, что, если мелкие хозяйства так или иначе обречены исчезнуть перед лицом преимущества компаний, использующих промышленное оборудование и химикаты, почему бы просто не помочь укрупниться тем, кто на это способен? И плевать на миллионы земледельцев, выращивавших еду для своих общин.

После Первой мировой войны фермы стали умирать ускоряющимися темпами. С 1920 по 1932 год – до начала экологической катастрофы, которую мы называем пылевыми бурями, – 25 % ферм исчезли, не выдержав долгового или налогового бремени{123}.

Механизация и рост сделали экономическое положение фермы более нестабильным, поскольку вследствие возросшего долга, дохода и объемов производства пики стали выше, а спады глубже{124}. К 1930 году, когда Deere & Company и ее главный конкурент International Harvester захватили рынок сельскохозяйственного оборудования, внук Джона Дира, генеральный директор компании Чарльз Дир Уиман, выкупил местный банк и расширил льготное кредитование{125} в годы Великой депрессии, понимая, что спасение находящихся в сложном положении фермеров – это не только хороший маркетинг, но и выгодный бизнес. Со временем покупки в кредит стали нормой, и в 1958 году компания создала John Deere Credit Company, ставшую одной из крупнейших финансовых организаций в стране.

Крупногабаритное оборудование играет принципиальную роль в промышленном сельском хозяйстве, однако цены на него недоступно высоки, чтобы любой человек, которого можно считать владельцем семейной фермы, мог купить его под расчет. Современный, но далеко не ультрапродвинутый комбайн стоит полмиллиона долларов. Подобная покупка требует сложного финансирования, владения огромными посевными площадями, чтобы такие расходы окупились, и использования монокультуры для максимально эффективного производства товарного продукта. В 1945 году, когда на полях американских ферм работало столько же тягловых животных, сколько и тракторов, средняя стоимость единицы сельхозтехники составляла 878 долларов, что эквивалентно 22 000 долларов на 2020 год; сегодня средняя стоимость в шесть раз выше.

Финансирование привязывало фермеров к производителям оборудования, химических веществ и семян, а также к банкам. Пока компания Deere & Company демонстрировала добрую волю в отношении борющихся за выживание фермеров, ее успех в их финансовом закабалении практически гарантировал, что в долгосрочной перспективе кредиторы останутся в прибыли. Это также одна из главных причин того, что сегодня промышленное сельское хозяйство так трудно изменить.

Сегодня компания получает от выдачи кредитов почти в четыре раза больше прибыли, чем от продаж. Однако именно сочетание кредитов и продаж поддерживает ее могущество. Если дела у фермеров идут хорошо, они покупают новую технику, возможно, на условиях, не идеальных с точки зрения прибыльности в финансовой части. Если же они испытывают трудности – а рано или поздно это происходит практически со всеми, – то покупают новую технику на гораздо более обременительных условиях. В любом случае Deere выигрывает. Ее прибыли за 2019 год составили 11 млрд долларов{126}, что несколько больше 10 % совокупной прибыли всех двух с лишним миллионов ферм, имевшихся в Соединенных Штатах в том году{127}.

7 Пыль и Депрессия

Еда всегда имела политическое значение, но со временем наши отношения с едой – то, как она нам достается, – все в большей степени определялись властями и политикой.