Общество поглощения. Человечество в поисках еды

Регулярные дожди и пока еще богатая питательными веществами почва позволили собирать все бо́льшие урожаи, и американские фермы выращивали более чем достаточно пшеницы как для населения родной страны, так и для экспорта. Даже после краха рынка акций в 1929 году многие фермеры, производившие зерно, сохранили благополучие. Если цены на товар поднимались, фермеры сажали по максимуму. В конце концов цены неизбежно падали, но фермеры вынуждены были сеять и убирать еще больше, пытаясь компенсировать упавшие доходы.

Однако наводнение рынка дешевым зерном было не единственной проблемой. В разгар экономического краха стала катастрофически ухудшаться экологическая ситуация на Великих равнинах.

Практически прекратились дожди, и начали дуть сильнейшие ветра. В начале 1930-х годов пылевые черные бури обрушились на поля, дороги и города. Из-за недостаточной видимости поезда проскакивали мимо станций и терпели крушение, дети терялись и даже задыхались насмерть во время пылевых бурь, а взрослые, ничего не видя, вынуждены были по вечерам добираться домой ползком. Некоторые вспоминали Второзаконие{137}: «Вместо дождя Господь даст земле твоей пыль, и прах с неба будет падать, падать на тебя, доколе не будешь истреблен».

Однако лишь нежелание или неспособность увидеть первопричины пылевых бурь не позволяет понять, что это бедствие – как и большинство трагедий современного сельского хозяйства – не было ни Божьей волей, ни неизбежностью. Это был непосредственный результат действий поселенцев и руководивших ими правительственных программ.

Тридцатые годы не были первым периодом в истории, когда засуха и сильные ветра одновременно терзали Великие равнины. Впервые, однако, они обрушились на землю, расчищенную и вспаханную спекулянтами и фермерами, практически ничего не знавшими (и не желавшими знать) об экологии почвы.

Тысячелетиями бизонова трава стабилизировала почву и защищала ее от частых засух и ураганов. По некоторым оценкам, бизоны паслись на Великих равнинах сотню тысяч лет. Теперь фермеры выдирали эту траву, чтобы сажать исключительно пшеницу – год за годом, без перерыва. От бизонов избавились, как и от аборигенов – попечителей земли, стараниями звероловов, охотников и торговцев, отправлявших меха и шкуры на восток, военных, поддерживавших массовое истребление животных, чтобы лишить индейцев источника пищи, и железнодорожных компаний, которым бизоны мешали, замедляя и даже повреждая поезда. Иногда поезда замедлялись до скорости проходящего стада, чтобы пассажирам было удобно стрелять в животных{138}.

С началом XX века поголовье бизонов почти исчезло, а с распашкой земли под пшеницу настал черед вымирания корневищных трав. Саму почву ждала та же участь.

Масштабы изживания этой уникальной огромной, размером примерно с Аляску, экосистемы были не только беспрецедентными, но и непредставимыми – пока она не была уничтожена. Если кто-то и осознал причиненный ущерб, было уже поздно.

Трактора работали днем и ночью. В 1931 году почти 40 % всей территории Юго-Западного Канзаса было засеяно пшеницей{139}. Земли вокруг Додж-Сити и сопредельные части Техаса, Оклахомы, Нью-Мексико и Колорадо также подвергались чрезмерной эксплуатации. Когда начались ветра, этот регион стал центром зоны пыльных бурь. К тому времени пшеница, когда-то стоившая почти 2 доллара за бушель, продавалась всего за 50 центов – и это в удачный год. Даже при этих ценах фермеры могли бы выжить, если бы частые дожди внезапно не прекратились и погода не стала возвращаться к норме – засушливости. В действительности умеренный климат, который, по прогнозам «экспертов», должен был сохраниться здесь навсегда, являлся аномалией. С началом же Великой депрессии, из-за которой еда стала не по карману десяткам миллионов американцев, цены на пшеницу еще больше упали.

Хотя положение становилось отчаянным, многие фермеры сохраняли надежду. Веря в то, что их земля вечно будет приносить изобильный урожай, они продолжали расчищать все больше земли и удвоили объемы сева, чтобы компенсировать падение цены. Президент Гувер одобрил выдачу фермерам дополнительных кредитов на более выгодных условиях, что позволило им вложить деньги в расширение посевных площадей и дополнительное оборудование и сделало обработку сотен акров доступной для каждой семьи, теперь оснащенной мощной техникой и погрязшей в долгах.

Однако сколько бы фермеры ни собирали и ни продавали пшеницы, снижающиеся цены заставляли их одалживать все больше денег, чтобы больше сеять и больше выращивать – в попытках хотя бы обслуживать долги. Разорившиеся фермы поглощались соседними, долговое бремя которых увеличивалось. (Некоторые добрые души, подчас купив такие фермы на аукционе почти даром, возвращали их обанкротившимся друзьям.) Применяя методы, рекомендованные неопытными правительственными чиновниками, которые не сознавали существенных рисков, фермеры продолжали беспрестанно «пахать, сеять, жать, пахать».