– Ой, отец столько отдаёт на благотворительность, что… – он напоролся на серьёзный проникновенный, но отчего-то почти дружеский взгляд Концевича, и ему захотелось сказать что-то прочувствованное и значительное. И даже прочувствовать и значить на самом деле. Хотя он и так сегодня ощущал себя значимо, ибо провернул важное дело. – Дмитрий Петрович, я понимаю: жизнь требует от меня чего-то большего, чем просто работа, чем сохранение капиталов отца… Но для меня работа не просто работа, а дело всей моей жизни. Равнозначным может стать любовь…
Ах, если бы Сашка Белозерский знал, чего стоило Мите Концевичу не кривиться во время прослушивания восторженной ерунды с вечным «я», водружённым на флагшток. Он-то хотел подвести этого богатого дурня совсем к другому. Концевич преследовал конкретные цели.
– Как ты относишься к социал-демократической рабочей партии? – вклинился он в монолог Александра об идеальной женщине. Хоть Белозерскому казалось, что он говорит отвлечённо, но не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: из тучи этой воображаемой отвлечённости барабанил град по имени Вера Игнатьевна Данзайр.
От неожиданного поворота Белозерский ошарашенно уставился на приятеля.
– В смысле?
– Ты же читаешь газеты? В Российской империи живёшь! Как ты мог пропустить январские события?!
– А! Ты про это! Конечно, читаю, живу… Отец полагает, что всё это дурь. Жадность некоторых фабрикантов, леность иных работников.
– Некоторых?! Иных?! Слишком уж много и тех и других, не находишь? К твоему папаше, положим, претензий никаких. Можно утверждать, что по модусу операнди он и есть социалист. Но таких, как твой отец, – единицы, на пальцах одной руки. Да и он, поди, взятки даёт в виде той же благотворительности.
– Ну, куда ж без взяток? Но то чиновникам, а благотворительность у него совсем отдельной статьёй…
– Саша, сосредоточься! Мы говорим не о тебе и не о твоём замечательном отце. Мы говорим о России в целом!
– Как же я могу говорить о России в целом? Если я её в целом не знаю всю. Я ж не проехал, как государь император, насквозь её…
– Как будто ему, когда он ехал, прям всё с ладошки показывали. Я не отрицаю, что человек он хороший. Возможно, слишком. Из, так сказать, прекраснодушных… – последнее Концевич изрёк саркастично. – Но что он один может или не может? Да ещё и, как все добрые люди, легко становясь объектом манипуляций. Решают нынче партии. Я расскажу тебе, чем занимаются социал-демократы…
Дмитрий Петрович пошёл что-то бубнить, но Александр Николаевич, признаться, в первые же мгновения утратил нить, ибо практически против воли был утянут в глубины своих фантазий. Включился он, когда подошёл официант, разлил водки из запотевшего графина, а потому Концевич ненадолго стал на паузу. Опрокинув рюмку, продолжил:
– …И членом эр-эс-дэ-эр-пэ считается всякий, принимающий её программу, поддерживающий материальными средствами и оказывающий регулярно личное содействие под руководством одной из её организаций. Ленин считает, что необходимо личное участие, а не только содействие. Но наша фракция стоит на позициях Мартова. Она шире.
– Членом чего? Кто стоит? – поморгал Белозерский. Но вдруг ожил и с пылом поведал собеседнику: – А княгиня Данзайр тоже в партии! Я только забыл, в какой.
– Кадетов, – неохотно ответил Концевич, внутренне обругав себя. Не хватало ещё, чтобы лакомый Белозерский достался и без того не бедствующим кадетам.
– Кадетов? Почему кадетов?
Он действительно был девственным в этом смысле.
– Конституционные демократы. Сокращённо «кадеты».
– А!.. Ясно. А ваш этот набор согласных – аббревиатура, да?
– Да! Российская социал-демократическая рабочая партия! – ещё раз раздельно и внятно произнёс Концевич, изо всех сил стараясь не выйти из себя.
Белозерский прыснул.
– «Кадеты» – элегантней. А у вас просто какой-то сложный набор неблагозвучных слов. Пойду-ка я в партию княгини. Слуху приятней.
Дмитрий Петрович обязан был срочно принять какое-то решение, дабы выправить ситуацию. Рассказывать этому болвану что-то – пустое. Не поймёт. Лучше один раз показать…
– Мы сейчас в мире кадетов, дружище. Этот кабак – суть центристской партии. Либеральная интеллигенция играет в бирюльки. Позволь показать тебе всю Россию.
– Это как же ты мне её всю покажешь?!
– Очень просто! Идём!
Замечательно, что они покинули «Палкин» до явления Веры Игнатьевны с Алёшей Семёновым. Вряд ли мимо ординаторов прошло бы такое явление, и ладно Белозерский – тому страстное увлечение застило всё, ну или почти всё. Но точно всё, что могло бы очернить княгиню. А вот у Концевича хватило бы разума связать явление Данзайр со смертельно больным мальчишкой и скорую кончину оного, о которой станет известно на следующее утро. Отличное состояние сердечной мышцы Алексея Семёнова могло позволить ему чудовищно мучиться ещё месяца два-три.
Концевич не хотел идти в это заведение, но понадеялся, что явление его там накануне в обществе барина оставило по себе добрую память хотя бы у полового. Но какое там! Зато появление было эффектным!