Община Святого Георгия

Подумав, что Сапожников не рассыпется посидеть, пока она перекурит, Вера вышла на задний двор. Менее всего она ожидала встретить там Сашу Белозерского, полагая, что он или спит, или заседает в ресторане с какой-нибудь приличной девицей, дабы осознать и осмыслить похвалы и обиды, по большей части им воображаемые.

Белозерский курил, прислонившись к стене, глядя в тёмное небо. На плечах его был наброшен кургузый кожух, которым пользовался служитель морга, заходя в ледник. Она кивнула ему и стала рядом. Он поднёс ей зажигалку и заговорил совершенно обыденно и очень просто – на ты, и это было приятное ей «ты», товарищеское «ты»:

– Помнишь неизвестного, скончавшегося от бешенства? Я набрал у него кровь. Пока он ещё был жив, разумеется. Я не успел должным образом прогнать пассажи через кроликов… Господи, я с тех пор ещё дома ни разу не был!

Он внезапно рассмеялся как-то зрело, опытно, по-мужски. Вера поймала себя на том, что любуется им, тем, как он чертовски хорошо сложён, как обаятелен, как умён. Какой потрясающий мужчина из него выйдет со временем.

– Что тебя так рассмешило?

– Между безумиями здесь я получил мощную порцию безумия по имени Вера…

– Не болтай ерунды, я очень рассудочный человек.

– А я тогда Простодушный из повести Вольтера.

– Так и есть, ты прекрасное дитя природы. Ты плоть от плоти этого романа воспитания.

– Не хочу с тобой говорить ни о чём таком сегодня. Вы мне уже наговорили, Ваша Светлость! В клинику, Вера Игнатьевна, поступил мальчишка трёх лет с бешенством. Я ввёл ему сыворотку, полученную мною из крови больного бешенством.

Он сказал это с неожиданным для себя равнодушием. Может, сказывалась усталость. Вера пожала плечами, хотя он ожидал бури.

– Свежеукушенный? Нет, тогда бы ты ещё имел только подозрение на рабиес, а ты говоришь с уверенностью.

– Две недели назад, развёрнутая клиника.

– Тогда мальчишка всё равно умрёт, вреда ты ему не нанёс, но никому, кроме меня, об этом не говори.

– Вера, ты разве не хочешь спать?

– Нет. Я привыкла. Я у Лары полчаса поспала, пока Сапожников…

Она замолчала. Этот мальчишка оказывал на неё расслабляющее действие. Это нехорошо. Ей не до того. Какого лешего она пустилась в объяснения? Вопрос – ответ. Не хочешь? – Нет. Хочешь? – Да. К чему эти нарративы?

– Вера Игнатьевна, не знаю, насколько мне удастся никому не говорить, потому что я сделал следующее…

Он поведал ей свою идею, к реализации которой приступил без чьего-либо разрешения. Внимательно выслушав, она горячо поддержала. Её очень обрадовало, что он так глубоко мыслит. Обрадовало не только как врача, увы. Она снова поймала себя на этом.

– Чертовски верно! Анабиоз у человека невозможен, но биопауза, контролируемая гипотермия – вполне! И чем моложе человек… У холода в принципе огромный потенциал и большое будущее. Но, боже мой! Это надо скрыть от Хохлова! Его наш эксперимент в восторг не приведёт.

– Это мой эксперимент! – пробурчал Саша.

Она рассмеялась.

– Спасибо!

– За что?!

– За то, что ты всё-таки щенок. Почаще напоминай мне об этом!

Выбросив окурок, она поцеловала Белозерского.

– Тебе бы стоило обратить внимание на Асю. Идеальная пара для тебя.

– Анна Львовна – прекрасная девушка со множеством достоинств.

– Я знаю. В неё влюблён Кравченко. Хотя как раз для него она не пара.

– Это почему же?

– Он сильный, умный, чувственный, зрелый.

– А я, значит, слабый, глупый, бесчувственный и неспелый?! И потому отличная пара для Аси? Как вам не стыдно, княгиня, оскорблять прекрасную девушку!

– Саша… Я из ревности.

Он так вспыхнул от радости – хорошо, конюшня была в отдалении, иначе она бы занялась.

– Так, всё! – строго сказала Вера Игнатьевна. – Есть невероятно увлекательная работёнка как раз по твоей специализации. Надо только с малышом пост обустроить.

– А где, думаешь, студенты? Я, может, и неспелый, но не слабоумный.

– В воду глядишь, малыш!

Когда Вера Игнатьевна с Александром Николаевичем явились в смотровую, Сапожников уже был в обществе Матрёны Ивановны, которую слабоумная тоже никак не желала подпускать к своему необъятному телу. Схватки становились всё сильнее, и она так трепала во время оных Сапожникова, что на него жалко было смотреть. Совместными усилиями не удалось вырвать Якова Семёновича из лап удивительной роженицы. Было принято коллегиальное решение обратиться за помощью к высшей силе. К Ивану Ильичу.

Тот, в момент оценив обстановку, строго выговорил Сапожникову:

– Вы, господин доктор, вроде и по-доброму с ней, однако насмешничаете и высокомерничаете, простите мужика за правду. А любая скотина, насколько бы сирой ни была, чует притворство. Её как зовут? – он оглядел всех присутствующих.

– Да не знаем мы, Иван! – рявкнула старшая сестра милосердия. – Как тут узнаешь? – она развела руками.

– Как ты имя для кошки узнаёшь? Или для кобылы. Берёшь и придумываешь. Коню, если, положим, породистый, то надо из имён…

– Ваня! – рявкнула Матрёна.

– Прозвище, в общем, всякой твари надо. Если нет – то дай! Будет она у меня… Катенька! Ты как насчёт Катеньки? – посмотрел он на слабоумную строго, но добро.