Община Святого Георгия

Вера Игнатьевна отлично ориентировалась в заведении и сейчас решительно шла коридором третьего этажа. За ней семенила девица, нервно лебезя.

– Не велено беспокоить! Что ж вы меня не слушаете совсем, дама хорошая! Лариса Алексеевна наказала…

– Ну не выпорет же она тебя!

Вера подошла к двери, рванула её на себя. Против обыкновения дверь оказалась запертой.

– Что за чёрт?!

Вера оглянулась на побелевшую девицу.

– Что тут происходит?!

Та лишь мотала хорошенькой головкой, да так, что казалось, этот орган, призванный у иных лиц как женского, так и мужского пола только головные уборы носить, сейчас отвалится.

Вера постучала. Постучала громче. Требовательней. Стала колотить в дверь.

Водный раствор кокаина, введенный в прямую кишку, подействовал, Стеша обмякла. Лариса Алексеевна придерживала ноги, Белозерский собирался приступить к работе, но оглушительный грохот заставил их подпрыгнуть. Стешины ноги безвольно разъехались.

– Наказала же: нет меня! Что за дьявол! Я мигом. Разберусь. Без меня не начинай! И вообще, чего ты прыгаешь?! Ладно, я! У тебя тут шимоза над ухом разорвись – ты глазом повести не должен! А если железо в матке?!

– Так не было ещё!

– Всегда веди себя так, будто оно там, акушер хренов!

Он бы ответил, но Лариса Алексеевна вынеслась из гостиной. Да и что ответишь, если она права.

– Я вам задам! – ворчала Лариса, подойдя к двери. Приоткрыв её чуть, она высунулась, грозно шипя:

– Разве я не ясно выразилась…

Она наткнулась на Веру.

– Здравствуй, Лара! – произнесла княгиня. – Я не могу понять, что ты испытываешь. Радость? Облегчение? Беспокойство?

– Всё сразу!

Приоткрыв дверь пошире, ровно настолько, чтобы втащить Веру в квартиру, она приказала девице:

– Ни для кого!

Лариса Алексеевна заперла дверь на замок, после чего дала волю чувствам. Она горячо обняла княгиню, приговаривая:

– Господи, Вера Игнатьевна! Верка, боже! Как я рада! Родная моя!

Княгиня обнимала хозяйку борделя не менее горячо.

– Лялька! Лариса Алексеевна!

– Девочка любимая!

– Лялька!

Наобнимавшись, они троекратно расцеловались. Вера, отодвинув подругу, спросила её:

– Ляля! А какого ты шепчешь?!

Вера всмотрелась в лицо Ларисы внимательней. Посуровела. Всунула ей букет – для неё и покупала, – и широким решительным мужским шагом пошла в комнаты. Лариса, прихватив юбки, побежала за ней.

– Вера Игнатьевна, я очень тебя прошу…

Белозерский как раз завершал контрольное акушерское исследование, когда в гостиную вошла Вера. Он ожидал увидеть кого угодно, от чёрта лысого до полицмейстера, но только не её.

– Княгиня!

Он уронил правую ногу Стеши и весь обратился навстречу Вере, протянув обе руки, причём ладонь правой по запястье была в крови и выделениях из родовых путей проститутки.

– Профессионал! – саркастически припечатала Вера Игнатьевна.

Его бросило в краску. Опростаться перед Ларой – ладно! Но перед женщиной, которую он собирался завоевать, прежде покорив мир!..

Он метнулся к Стеше, согнул ей ногу в колене, снова поворотился к Вере – нижняя конечность пациентки опять безвольно распрямилась. Вера в несколько мгновений оценила ситуацию, пока Белозерский вёл себя, как очумевший от радости цуцик, будь у него хвост, он бы отвалился сейчас.

– Княгиня! Я только о вас и думал! Сама судьба сводит нас!

Вера сняла пиджак, закатала рукава рубашки, кивнула Ларисе на графин с водкой.

– Обработать!

Пока Лариса поливала ей на руки, Вера ответила Белозерскому:

– Сама судьба, угу! Такая шутница! То на уличной бойне свидание устроит, то рандеву в борделе! А ты, калоша старая, – она гневно глянула на Ларису, – ты зачем мальчишку под монастырь подводишь?!

– Я не мальчишка! – выкрикнул Белозерский.

Но на него дамы не обращали внимания. Лариса ответила подруге. С горечью. С надрывом. С отчаянием. И с угрызениями совести.

– Вера Игнатьевна, а куда мне её?!

– В больницу!

– Верка, так зарезала она своего «кота»!

– Об этом в клинике голосить не обязательно. А если эта девка тут, у тебя, концы отдаст? То считай ты в этого юнца, – княгиня кивнула в сторону Белозерского, – собственноручно нож воткнула!

– Я не юнец!

Вера обработала руки, подошла к спящей Стеше, проверила пульс. Скомандовала Белозерскому и Ларисе Алексеевне:

– Ноги ей в коленях согнули, развели.

Она выполнила внутреннее акушерское. Ситуация была ясна. Вера села на табурет, где прежде сидел Белозерский, глянула на инструментарий. Одобрительно или, может, иронично – кто ж её поймёт! – хмыкнула.

– Ишь ты! Напёрсток Блонда[9] имеется! Какой предусмотрительный малыш!

– Я не малыш!

Но Вера уже потеряла интерес ко всему, что не касалось текущей операции. Она надела на большой палец инструмент для манипуляции, крайне травмирующей прежде всего душу оператора. Развернулась к углу с иконами. Так, в напёрстке, и перекрестилась.

– Прости, очередной предвечный младенец!