Община Святого Георгия

Будь сейчас в палате ангел Матрёна Ивановна, она наверняка нашлась бы, что сказать. Возможно, она прикрикнула бы на Денисову, как прикрикнула во время осмотра, когда Таня сообщила ей, что жалеет, что не умерла, и хочет умереть. Но окрик ангела Матрёны Ивановны успокаивал. А робость этой нелепой сестры милосердия вызывала жгучую ненависть к ней. «Не жалость мне нужна, нелепая! Не робость! Не позволение лежать, дура! Ты думаешь, жалеючи меня, что с тобой такое невозможно?! Ангел Матрёна Ивановна сказала, что это с каждой, с каждой может быть и никакой твоей грязи в этом нет, Танюшка! А эта: вы, можно лежать…»

Нелепая вернулась со столиком на колёсиках, на котором сверкали инструменты, один из них был очень похож на прядильную спицу.

– Что же вы всё сидите? Я родильнице швы обработаю и чаю вам принесу! Хотите конфет? У меня конфеты есть! Вку-у-у-сные!

Ася желала как-то успокоить несчастную девочку, но совершенно не знала как и не умела. Она была сиротой, и хотя выросла в образцово-показательном приюте, но того, что даёт семья или хотя бы жизнь на земле, с животными, – в ней не было, прав Иван Ильич. Ася, нежная, всех жалеющая Ася была в некотором смысле воспитана бесчувственной, и в том не было её вины. Чувства так же нуждаются в педагогике, как и всё другое. Отличать добро от зла, сострадать, лишь необузданно жалея, – мало. Ася не понимала, что надо делать, и отправилась заниматься своими непосредственными обязанностями: обработкой швов у Алёны Огурцовой. Оставив девчонку-прядильщицу одну во мраке.

Огурцова лежала, откинувшись на подушки, рядом спал сытый младенец. Ася переложила его в кроватку. Огурцова, разлучившись с младенцем, снова стала испытывать жгучую тревогу.

– Не может быть, чтобы Саша не оставил мне письма, уехав в командировку. Вы от меня что-то скрываете. Именно вы ходили к нам на квартиру, скажите мне правду!

– Я… Да, ходила. Алёна, если вам говорят, что…

Асин взгляд упал на окно. Окно выходило на аллею, ведущую к клинике. По аллее шёл Белозерский.

– Вам доктор всё скажет. Я немедленно его приведу!

Ася выскочила от Огурцовой, не в силах более выносить её тревожный, исполненный муки взгляд, пробежала мимо застывшей в той же позе Денисовой, уставившейся в одну точку. Пронеслась по коридору и выскочила навстречу Александру Николаевичу. Он точно знает, что сказать, как помочь. Она приведёт его к девочкам, у него получается, и даже лучше Матрёны… Она летела к нему, не думая ни о чём.

За ширму к Огурцовой зашла Денисова. Путеводной нитью во мраке блестел инструмент, похожий на спицу. Она взяла со столика зонд.

– Что вы! Нельзя трогать! Положите, пожалуйста!

Бесчувственная, оглушённая Денисова никак не отреагировала на крайнее беспокойство Огурцовой. Таня вышла из-за ширмы в палату – нет, только не при младенце, грудного можно на всю жизнь напугать, это она помнила, так в деревне говорили. Огурцова ещё и ещё раз окликнула, но Денисова не реагировала, и Огурцова, хоть и была крайне слаба и болезненно тянули внизу швы, кое-как перевалилась на бок, сползла с кровати и пошла за Денисовой, придерживая низ живота.

Таня села на кровать, уставилась в ту же точку, куда смотрела прежде, в правой ладони крепко сжимая зонд. Огурцова сообразила, что девушка в абсолютной прострации, и взывать к ней бесполезно и опасно. Она добрела до двери, вышла в коридор и со всем отчаянием как могла громче крикнула:

– Кто-нибудь! Помогите, пожалуйста!

Слава богу, в конце коридора появился спешащий доктор, принимавший у неё роды, и милая Ася. Увидав Алёну Огурцову, они припустили бегом.

– Помогите! Сотворит с собой греховное!

Когда Белозерский ворвался в палату, было поздно. Таня Денисова, шестнадцати лет, лежала на полу, в сонную артерию опытной сильной рукой прядильщицы был воткнут зонд. Алая кровь быстро вытекала, пульсируя. Он бросился к девочке, не понимая, почему так шумно, будто чаек напугали пушечным выстрелом. Это страшно кричала Ася. Не от вида крови, всё-таки она была сестрой милосердия. Так кричат добрые хорошие нелепые люди, когда кто-то погибает по их вине.

Таня Денисова ничего не слышала, но перед тем, как сознание окончательно покинуло её, к ней спустился ангел, на сей раз это был правильный ангел, молодой и красивый. Мужчина. Он поцеловал её перед тем, как унести на небеса.

Глава XVII

Спасти агонизирующую Денисову не вышло. Белозерского с трудом оттащили от трупа. Несмотря на юношеское изящество, силён он был, как отец, по-медвежьи. Ася лежала на полу, лишившись чувств. Шокированная Огурцова, застыв на месте, заворожённо созерцала лужу крови под девочкой, убившей себя. Кравченко наконец смог вывернуть руки молодого ординатора за спину, повторяя:

– Всё, Саша, всё!

Матрёна Ивановна увела Огурцову за ширму. Студенты бросились приводить Асю в чувство. Хохлов подошёл к телу Денисовой, проверил пульс. Всё было кончено. Он увидел зонд на полу. После суматохи и шума наступила зловещая тишина. Страшнее схлынувшей бури было то спокойствие, с которым Алексей Фёдорович поинтересовался:

– Откуда здесь инструмент, извольте мне объяснить.