Община Святого Георгия

– Я никогда и никого не прошу о помощи! – несколько поспешно ответила Вера.

– Так что там с розыгрышами? – Николай Александрович почувствовал, что не во все покои Вериной души стоит ломиться так сразу, и потому сделал вид, что ему ужасно интересно. К тому же ему на самом деле было любопытно, уж слишком долго снисходила к нему, купчине, эта великая Мария Михайловна Голицына. Снисходила, чтобы принять от него же благотворительный взнос. И не то чтобы дала понять, что они не одной крови. Просто в её присутствии все чувствовали себя смердами.

– Докуривает как-то Голицына пятую или шестую папиросу, «но только наедине с собой! И никогда в обществе при Дворе. Это против правил!» – Вера подняла вверх указательный палец и сделала строгое лицо, очень удачно спародировав княгиню Голицыну. – Тут к ней императрица с граммофоном изволила явиться. Во внеурочный час. Но Lady-in-waiting always in waiting[12], так что княгине ничего не оставалось, как слушать лебединую песню из «Лоэнгрина», к окончанию которой могущественная княгиня Голицына задымилась с тыла. Оказывается, когда к ней постучалась императрица, она с перепугу пепельницу швырнула в угол, а недокуренную папиросу воткнула в складки своей шикарной чёрно-белой полосатой камки. Голицына была готова сгореть заживо, но не признаться, что курит при Дворе. И если бы государыня не развернула её к себе и не загасила платье… Впрочем, сзади уже красовалась прожжённая дыра. – Вера рассмеялась. – Легенда, конечно, осталась легендой. Но как хохотала императрица, разоблачив радетельницу этикета, требующую его строгого соблюдения от молодых, «слишком склонных к вольностям». Склонитесь к вольностям, Николай Александрович, и закурите наконец-то! Я курю, и мы не при Дворе! Прошу вас.

Подождав, пока её гость прикурит и немного расслабится, Вера снова поинтересовалась:

– Так вы бы предпочли дать ему денег, которые он тут же пропьёт или проиграет?

– Кому? А! Вы о вашем Георгии Буланове. К слову, что там с моим «очаровательным сынишкой»? Он каким боком?

– К моему Георгию Буланову? Никаким. Просто я сегодня виделась с Александром Николаевичем.

– Где, позвольте поинтересоваться, хотя это и не положено этикетом?

Белозерский хотел сказать это шутливо, но вышло мрачно, ревниво, он даже брови сдвинул. Нет, не картёжник. Хотя и отменный коммерсант. Конечно же, он просто беспокоится за своего Сашку, понятно же, что щенок влюбится, страдать будет. Она ему не пара. Тут он мог бы запутаться, начни рассуждать, потому он не рассуждал, да и Вера шанса не дала, ответив без экивоков:

– В публичном доме.

Николай Александрович от неожиданности поперхнулся дымом и закашлялся.

– Неужели вы не знали, что ваш сын посещает подобные заведения?! – с наигранным удивлением, пожалуй, со слишком наигранным, воскликнула Вера.

Николай Александрович покраснел, даже побагровел.

– Господи, у вас с сердечной мышцей всё в порядке, господин Белозерский?

– Не извольте беспокоиться, княгиня, я здоров как племенной бык!

Вера подлила ещё себе и своему визави. Глотнув коньяка, Белозерский-старший вынужден был продолжить, потому что Вера Игнатьевна смотрела на него заинтересованно, словно искренне ожидая ответа:

– Кхм!.. Княгиня, не об этом мы с сыном говорим за ставшими довольно редкими семейными ужинами. Но когда он вошёл в возраст… Вы понимаете в какой, вы же врач, Вера Игнатьевна! Василий Андреевич отвёл его… Я, разумеется, буду счастлив, когда Александр найдёт истинную любовь, а до тех пор… Плотские желания… Я надеюсь… Уверен… – Николаю Александровичу приходилось выдавливать из себя слова и фразы, но Вера безжалостно смотрела прямо ему в глаза, и он вынужден был продолжать. – Александр пользуется дорогим, приличным заведением! – выпалил он, видимо, полагая это оправданием за этот мучительно-постыдный монолог.

И залпом допил коньяк.

– О, поверьте! Самым дорогим! – подтвердила Вера. – И он настолько щедр, что сегодня отвалил изрядную сумму из этого вашего милосердия-с! – точнее, из того, что вы все извращённо полагаете милосердием, – опустившейся на самое дно девице, начинавшей, с позволения сказать, карьеру в этом самом дорогом и весьма приличном заведении!

Николай Александрович, доселе боявшийся взгляд на неё поднять, внезапно уставился открыто, прямо и свирепо. Нрав его и горячность начинали брать верх:

– Что вы предлагаете, Ваша Светлость?

– Не покупать женщин, будто они шоколад!

Белозерский-старший посуровел и осуждающе покачал головой.

– Резвиться в свободной любви? Как эти?! – он мотнул крупной красивой головой куда-то вбок и с презрением процедил: – Новомодные?! И позвольте спросить, дорогая моя, вы-то сами что там делать изволили?

– Как раз оперировать эту изрядно опустившуюся девицу, – спокойно ответила Вера.

– Нешто у них штатных врачей нет?

Белозерский сдал назад, тональность беседы вернулась в русло если не приятное, то хотя бы свойское.