Ярвуд был, можно так сказать, лучшим другом Вэйланда, после окончания Академии судьба их относительно развела: скрытный Ярвуд выбрал секретариат, а Вэйланд, которому казалось, что от безделья он себя даже плохо чувствует, отправился на самое сложное, но активное поприще — дознавателя. Единственным неприятным моментом в своей профессии он видел необходимость следовать инструкциям ликторов, надоевших ещё в пансионе своими еженедельными осмотрами и проверкой здоровья. Чувстовал-то себя Вэйланд превосходно, но доставшаяся ему от родителей в наследство Тьма иногда вела себя непредсказуемо.
Крыльев не было, но порой зудела спина и чесалось тело, покрываясь сыпью. Эту проблему ликторы решали с помощью артефактов, сдерживающих тьму и драконьей кровью, которая, как известно, очищает тело не хуже клизмы, но держится дольше — так любил повторять один из ликторов. Кроме того, драконья кровь действительно делала сознание ясным и помогала угадывать мысли подозреваемого.
Ни разу Вэйланд не был обманут, будучи младшим дознавателем, все дела расследовались быстро, преступники находились… Поэтому вскоре был получен сначала чин старшего дознавателя, а затем предложен пост в Академии — преподавателем курса доказательств и теорий. Вэйл сомневался, стоит ли соглашаться на заманчивое предложение. И согласился из любопытства с оговоркой, что, если не будет успевать, то останется просто дознавателем.
Однако время показало, что можно успевать много где, ибо теперь к статусу старшего дознавателя полагались помощники, и в течение десяти лет он успешно совмещал две должности. Смерть старенького ректора принесла новый карьерный подъём. Здесь Вэйланд не стал спорить и сомневаться, ведь его просто поставили перед фактом, не предлагая выбор, а утверждая в нём Указом самого Либериса, продолжавшего следить за успехами выросших подопечных.
Кстати, Ярвуд стал секретарём чуть раньше. Вэйланд почему-то думал, что именно друг нашептал королю о способном трудоголике, но Ярвуд однозначно на вопрос ответил: он с советами к Его величеству не лезет, ибо не его полномочия.
Тогда не лез. А со временем доверие настолько выросло, что в последние годы Вэйланду казалось, что секретарь крутит постаревшим Либерисом, нашёптывает ему нужные мысли и даже самостоятельно составляет Указы, отвечает на запросы, не всегда ставя в известность покровителя. С Ярвуда, который всегда был себе на уме, сталось бы.
Почти одновременно со вступлением в должность ректора Вэйланд встретил на одном из балов Лорайн, потерял голову и сделал предложение через неделю. Тьма в нём бесновалась от радости, словно это она сделала приобретение, а не его сердце — свой выбор. Ярвуд же остался убеждённым холостяком, хотя иногда для пользы телу посещал дома развлечений. Из любопытства и желания видеть полную картину, Вэйланд отправил туда помощников, и принесённые сведения не удивили. Даже с доступными девицами Ярвуд вёл себя подобно ленивой ящерице — позволял себя любить, но сам никогда не набрасывался на девиц или юношей; позволял себе эксперименты, но, видимо, даже «интересные штучки» не приносили ему столько удовольствия, сколько дворцовые интриги.
В общем, всё было предсказуемо: в работе, в Академии и среди друзей, завистников, — пока не появился безродный отшибленный парень, явно прошедший боевую подготовку у алатеррцев и не просто так отпущенный на волю.
Анализируя случившееся с новой точки зрения, Вэйланд сначала не мог себе объяснить, какая бездна его толкнула доверять подозрительному академисту. И только по долгом рассуждении, обнаружил, что всё та же Тьма повлияла на выбор: между доверием и подозрительностью. Тьма сыграла с ним злую шутку, определённо!
К юношам Вэйланд никогда не тяготел. И тем более был удивлён, когда его Тьма, не скованная силой артефакта, потянулась к губам любопытного безродного, спросившего про детей Кассандры. В ту самую минут Вэйланд не придал значения случившемуся, но во время традиционного вечернего анализа событий прошедшего дня вспомнил.
Давно такого веселья не было: проверяющие рамки пометили четырёх Советников как оборотней, и даже его, Вэйланда, чистокровного носителя Тьмы. Драконья кровь во всех артефактах свернулась, предположительно, из-за ночной бури принёсшей вместе с дождём магические эманации. А ведь таких бурь в Ааламе отродясь не было…
Без сомнения, в мире Алатуса происходили странные новые вещи. Недаром Сирнаннос сошёл с ума, вычисляя места всплесков по всей стране. Вэйланд, как и многие, был уверен, что это происки оборотней, их военная разведка. С тем, что эта разведка может принести сюрпризы неприятней, чем буря над столицей, он тоже был согласен. Но открыто обсуждать это не торопились.
В казематах дохли оборотни, сжигая себя вместе с цепями. Потом чума добралась до Пещер… Что-то должно было случиться.