Обжалованию не подлежит

— Ну я вытащил все, что у меня было. Он взял, посчитал, потом достал из другого кармана вот эти четыре пачки и дает мне: «Это тебе, говорит, вместо твоих старых». Я вижу, что дело так оборачивается, сказал ему, что новые еще лучше старых. Он криво улыбнулся: «Не всегда новые лучше, старик, во-от». Тут меня будто током ударило, я подумал, что он ограбил кассу и убил Каримова, поэтому говорю: «Ворованные?» «Это не твое дело», — нахмурился он. — «Вот тебе еще деньги. Спрячь. Я приду когда-нибудь к тебе. Только смотри, не проболтайся, во-от. В случае чего, говорит, я тебя всего изрешечу».

— Дальше? Что дальше?

— Я пошел домой, положил деньги в ящик с гвоздями и спрятал в кладовку, под дрова... Поедемте, увидите, что я не вру. Вообще, с какой стати мне врать? Тем более вам. Правильно?

— Роберт знает об этом случае?

— Нет. Я ничего не сказал ему.

— Почему?

— Он жадный. Еще присвоил бы деньги... Поедемте.

Зафар вскинул глаза на вытянувшегося Тимура:

— Проверьте!

26

Нос сильно пригнулся, скользнул вдоль старого глинобитного дувала, притаился. Мужчина, за которым он следил, прошел почти рядом. От него сильно несло водочным перегаром. Старый плащ был в глине. Кепка с мягким козырьком была надвинута на самые глаза. Правая штанина черных брюк, распоротая, очевидно, по шву, оголяла тонкую волосатую ногу.

«Так. Так. Вай-вай!»

Нос глядел на небольшой сверток, белевший под мышкой мужчины.

Собственно, только этот сверток и заставил его потащиться вслед за мужчиной. Он догадался, что было в этом свертке.

Стояла холодная предрассветная пора. Небо, усыпанное крупными звездами, казалось, удалялось от земли, время от времени посылая к ней своих беспечных гонцов, которые сгорали высоко в атмосфере, оставляя после себя недолгий шлейф. Луна, будто турий рог, висела на краю неба. Она слегка подрагивала, должно быть, хотела дотянуться до крошечной пылинки, белевшей над ней.

«Так. Так. Вай-вай!»

Нос повторил ничего не значащие слова с прежней интонацией и, помедлив минуту-другую, осторожно двинулся вдоль дувала. Мужчина перестал оглядываться. По-видимому, решил, что здесь, вдали от города, за ним никто не следит. Правда, иногда останавливался, поднимал голову, будто прислушивался к звукам пробуждающегося утра. У развалившегося старого строения, обнесенного ветхой стеной, остановился. Нос подумал, что он собирается в этом месте спрятать свой сверток, притаился.

«Ничего. Ничего. Ты никуда от меня не уйдешь. Никуда».

Впереди, там, где начинался мазар, закричала сова, громко захлопала крыльями и, взлетев, села на сухое дерево, стоявшее недалеко от Носа.

Мужчина обернулся, с минуту настороженно следил за птицей, будто ждал чего-то. Не дождавшись, прижал к бедру сверток и пошел к мазару. Он снова озирался по сторонам и останавливался. Потом сразу куда-то исчез, словно провалился сквозь землю.

Нос испугался. Бросился вперед, позабыв об осторожности, налетел на камень, торчавший на узкой тропинке, расшиб колено.

«Дьявол! Ну, подожди!»

Мужчина оказался в неглубокой крутой расщелине. Расщелина шла в пологий холм сначала прямо, затем короткими полукружьями. В ее конце стоял полуразвалившийся мавзолей, построенный лет триста назад. К мавзолею давно никто не ходил: вокруг него росла высокая колючая трава, едва помятая только у тропинки, уходящей в глубь мазара.

Нос настороженно следил за мужчиной из-за надгробия, лежа грудью на сырой холодной земле.

Мужчина не спешил. Оглядывал со всех сторон мавзолей, постукивал по нему. Наконец, юркнул в темный проем, зиявший внизу, из проема тотчас брызнул свет электрического фонарика.

«Порядок, — потер руки Нос. — Порядок».

Он приподнялся и, отойдя в сторону, слился со стволом огромного векового карагача.

Небо из темного постепенно стало синим, с огненными подпалинами у горизонта, откуда вот-вот должно было появиться солнце. Оно, по-видимому, сразу войдет в тучу, повисшую над городским садом. Это задержит рассвет на минуту-другую.

Мужчина вышел из пролома незаметно, будто был нематериален, так же, как и прежде, огляделся, медленно обошел мавзолей, потом вылез из расщелины, не спеша закурил и, махая руками, направился к старинной каменной арке, темневшей у входа на кладбище.

Нос не двигался до тех пор, пока мужчина не исчез. Он не стал спускаться в расщелину, не стал осматривать подвальное помещение мавзолея, потому что видел — мужчина удалился без свертка, значит, сверток остался здесь...

27

Голиков взял Тамсааре под руку, отвел в сторону, под дерево, сел с нею на скамейку, посмотрел на здание ресторана, желтевшее в конце аллеи. В третьем окне от двери темнели две, пододвинутые друг к другу, фигуры. Тамсааре невольно подалась вперед и проговорила с отчаянием, громко хрустнув всеми пальцами.

— Сергей Борисович, ну почему вы медлите? Он же может начать все сначала! Неужели вы не понимаете такой простой истины?

— Не беспокойся, Рийя, он не запьет. Я хорошо знаю его.

— Не знаете. Он еще ребенок. У него никакой воли. Уверяю вас!

— Рийя! — упрекнул Голиков.