Обжалованию не подлежит

— Где-где? На кладбище? — Роберт снова захохотал. — Интересно, что я там делал? Беседовал с мертвецами?

Зафар быстро вытащил из сейфа небольшой сверток и положил на стол, глядя на Степаняна:

— Ваш?

Роберт рванулся к столу, стиснул зубы так, что под скулами вздулись огромные желваки, медленно принял прежнее положение.

— Вы хотите отдать мне этот сверток?

— Буду откровенным: не хочу, — сказал Зафар. — Я хочу только, чтобы вы подтвердили, что он — ваш.

— К сожалению, я не могу сделать этого. Не обессудьте, пожалуйста. С некоторых пор у меня отпала охота присваивать чужие вещи, даже если они имеют определенный ценный вес.

— Вас вчера видел с этим свертком один человек.

— Кто?

— Нос.

Роберт снова выдал себя — рванулся к столу:

— Нос?

— Да.

— Чепуха!

— Я устрою вам свидание.

— Сделайте одолжение. Только прошу вас, сначала сводите его в баню, иначе я не могу быть с ним в одном месте. Вам, конечно, не привыкать, как говорится. Милиция!

Зафар не успел ответить — Лазиз подскочил к Роберту, рывком поднял его со стула, бросил в лицо, с отвращением:

— Мы сначала тебя помоем, гад!

Степанян оторопело заморгал глазами.

— Что вы, что вы, я ничего. К слову пришлось.

Шаикрамов отвернулся — устало возвратился к Азимову. Тимур молча подбодрил его, указал глазами на стул.

Зафар не думал, что Лазиз сорвется, поэтому не сразу продолжил допрос, мысленно осуждая Шаикрамова.

— Итак, Нос видел вас с этим свертком.

— Где?

— На кладбище.

— Ловко! — К Роберту возвратилась прежняя самоуверенность. — Сначала вы спросили, что я делал на кладбище, потом — мой ли это сверток, потом вы стали утверждать, что Нос видел меня с этим свертком, теперь я, наконец, узнал, где он видел меня. Интересно, что я делал с этим свертком на кладбище? Возможно, вы ответите мне на этот вопрос?

— Пожалуйста.

— Благодарю.

— Вы прятали на кладбище деньги, которые взяли из колхозной кассы четыре дня назад.

Роберт болезненно сморщился:

— Дальше можете не продолжать... Неужели вы думаете, что кто-нибудь поверит этой вашей сказочке? Неужели вы считаете, что Нос имеет право давать свидетельские показания? Это подонок. Пьяница.

Зафар не возмутился. Он часто допрашивал преступников, хорошо изучил финты этих «законников».

Шаикрамов кипел от возмущения. Он снова то и дело вскакивал, правда, больше не прерывал допроса, не подходил к Степаняну.

— У нас есть, Степанян, еще один свидетель.

— Кто?

— Ваш брат.

— Аршавер? Какой же он свидетель, если сам...

— Ну-ну, договаривайте, — попросил Зафар. — Если сам — что? Вместе с вами совершал преступления? Так?

— Не ловите на слове.

Зафар покопался в папке, которую принес Цой, посмотрел на Роберта, настороженно застывшего на стуле.

— Подойдите сюда.

— Зачем?

— Подойдите, подойдите. Не стесняйтесь.

— Ну? — недовольно проговорил Роберт. Он встал, вяло приблизился к Зафару.

— Видите? — кивнул Зафар на лист бумаги с отпечатками пальцев.

— Что?

— Не узнаёте? Мы не так наивны, Степанян, как вам кажется. Мы имеем веские улики, доказывающие вашу виновность в совершении нескольких преступлений. Убийство сторожа — раз, — вышел Зафар из-за стола. — Ограбление колхозной кассы — два. Ранение участкового уполномоченного — три.

— Нет, это не я ранил его, не я!

— Вы, Степанян, бросьте притворяться, — повторил Зафар. — Мы не приняли версию, которую вы старались навязать нам... Анатолий Депринцев, разумеется, будет наказан. Он был связан с вами, очевидно, знал о всех ваших делах. Ему следовало бы своевременно сообщить нам об этом.

— У него не было времени, — засмеялся Шаикрамов.

Азимов с недоумением посмотрел на него.

— Нужно было сначала пропить деньги. Меценат мог в любой момент залезть в карман. Кстати, что заставило вас изъять у этого подопытного деньги? Жадность или новый тактический ход?

Роберт не ответил.

32

«...Так у нас все в порядке. Особых изменений нет. Седых остепенился. Не знаю, надолго ли? Порой мне становится жалко его. Нам, очевидно, нельзя до конца понять старших. Мы все время что-то ищем в них. Что? Может быть, хотим, чтобы они, как и мы, лихо отбивали ча-ча-ча? Или подчинялись нам?

Тимур по-прежнему работает в уголовном розыске города. Сейчас в отпуске. Уехал, кажется, домой, к родителям.

На днях у нас был полковник Розыков. Мы сейчас расследуем одно запутанное дело. Собственно, суть не в этом. Он тепло отозвался о Тимуре. Будто у него настоящий оперативный нюх или что-то в этом роде. Тут без тебя в городе было совершено несколько магазинных краж, занимались гумовцы[2], в том числе и Тимур.

Сам, как всегда, отечески суров и бодр. Он чем-то напоминает мне моего отца. Порой кажется, что я знаю его с детства.

Вчера ездила на кладбище. Была на могиле Наташи.

Как ты? Трудишься? Черкни несколько слов. Я до сих пор не верю, что ты уехал от нас. Каждый день, приходя в отдел, жду тебя. Это тоже, наверное, глупо?

Будь счастлив. Башорат».

«Башорат. Башорат».

Зафар сложил вчетверо тетрадный лист, исписанный крупным ровным почерком, вложил в конверт, несколько минут сидел молча, глядя перед собой задумчивыми глазами.

Он находился один в кабинете.