Очарованная душа

И тут же её отвлекла ветка сирени в кувшине с водой: она уткнулась носом в цветы и замурлыкала от удовольствия. Подняла голову, взглянула смеющимися глазами в зеркало и увидела Аннету, — озарённая солнечными лучами, та нерешительно остановилась позади неё на пороге. Сильвия ахнула, повернулась к ней и, закинув голые руки, проворно заколола шпильками растрёпанные волосы, потом подошла, протягивая объятия, но вдруг отдёрнула руки и любезным, гостеприимным жестом, но сдержанно, пригласила Аннету войти. Аннета вошла; она пыталась, но никак не могла выговорить ни слова. Сильвия тоже молчала. Предложила стул, накинула поношенный халат в голубую полоску и села напротив, на кровать. Обе смотрели друг на друга и выжидали — кто начнёт…

Как они были различны! Они изучали друг друга проницательным, оценивающим взглядом, без снисхождения, стараясь узнать, выпытать: «Какая же ты?»

Перед Сильвией стояла Аннета — высокая, свежая, широколицая, чуточку вздёрнутый нос, крутой лоб тёлки под копной вьющихся каштановых волос с золотистым отливом, густые брови; широко раскрытые голубые глаза были чуть навыкате и иногда как-то странно темнели от сердечного волнения; рот большой, губы выразительные, со светлым пушком в уголках, обычно сомкнуты, и в их выражении — что-то готовое к отпору, сдержанное, решительное, но какая же всепобеждающая, застенчивая и светлая улыбка преображает всё лицо, когда они раскрываются; подбородок и щёки полные, но не толстые, словно литые, шея, плечи, руки — цвета густого мёда; прекрасная упругая кожа, омываемая здоровой кровью. Немного тяжеловатая талия, чуть грузен торс, а груди — широкие, пышные; опытный взгляд Сильвии, ощупывая их под тканью, задержался на гармоничной линии прекрасных плеч и шеи, на этой золотистой, округлой колонне, на самой совершенной линии тела Аннеты. Она умела одеваться, костюм был тщательно продуман, — по мнению Сильвии, чересчур уж тщательно; волосы аккуратно заложены, ни одного завитка не выбивается, ни одной лишней прядки. И Сильвия спрашивала себя: «А нутро у неё такое же?»

Перед Аннетой стояла Сильвия — почти одного роста с ней (да, пожалуй, не ниже), но тоненькая, с узкой талией, с маленькой, не по фигуре, головкой, в халате, накинутом на полуголое тело, с небольшой грудью, но всё же пухлая и плечи у неё полные, а бёдра узкие, и сидит она, чуть покачиваясь, сложив руки на округлых коленях. Подбородок и лоб у неё тоже округлые, носик вздёрнутый, волосы светло-каштановые, очень тонкие и растут низко на висках, на щеках кудряшки, а на затылке и на белой, очень белой и изящной шее непослушные завитки. Комнатное растение. Профили у неё были асимметричные: правый томный, сентиментальный — кошечка спит; левый хитрый, настороженный — кошечка кусается. Разговаривая, она вздёргивала верхнюю губку, так что обнажались острые клычки. И Аннета подумала: «Худо будет, если она вцепится!»

Как они были различны! И всё же обе с первого взгляда узнали друг в друге отца — его взгляд, светлые глаза, его лоб, складка в уголках рта…

Аннета, оробевшая, напряжённая, овладела собой и произнесла свою фамилию холодным от безудержного волнения тоном. Сильвия, не прерывая её, не сводила с неё глаз, а потом преспокойно сказала, вздёргивая губку в недоброй улыбке:

— Я и так это знала.

Аннета вздрогнула.

— Каким образом?

— Видела вас — и часто — с отцом…

Она запнулась перед последним словом. Может быть, из злорадного чувства ей и хотелось сказать: «С моим отцом». Но она этого не сказала из насмешливого сострадания к Аннете, читавшей по её губам. Аннета всё поняла, отвела глаза, вспыхнула от унижения.

Сильвия ничего не упустила из виду: она смаковала её смущение. Она продолжала говорить с важностью, не спеша. Рассказала, что на похоронах была в церкви, забилась в уголок и всё видела. Она вела рассказ певучим голоском, произнося слова чуть в нос и не обнаруживая никакого волнения. Но если она умела видеть, то Аннета умела слышать. И когда Сильвия кончила, Аннета подняла глаза и спросила:

— Вы очень любили его?

Ласково посмотрели друг на друга сёстры, но лишь на миг. Тень ревности скользнула в глазах Аннеты, и она продолжала:

— Он очень любил вас.

Ей искренне хотелось доставить Сильвии удовольствие, но в голосе, помимо воли, прозвучала досада. А Сильвии показалось, что она уловила покровительственную интонацию. Её лапки выпустили коготки, и она сказала с живостью:

— О да, он меня очень любил!

Помолчала, а потом со снисходительным видом выпалила:

— Вас он тоже очень любил! Он часто говорил мне об этом.

Руки Аннеты, сильные, большие и нервные руки, дрогнули, пальцы сжались. Сильвия смотрела на них. Чувствуя, как подступает к горлу комок, Аннета спросила:

— Он часто говорил с вами обо мне?

— Да, часто, — подтвердила Сильвия с невинным видом.