Она передёрнула плечами и встала. Не хотелось больше ни о чём думать. И она думала без конца… Она мерила большими шагами комнаты, чтобы отвлечься. Заметила, что проделывает по квартире тот круг, который проделала сестра. Думала лишь о ней. О ней и о том, другом… Ревность, это ясно. Нет, нет, нет, да нет же!.. Она сердито топнула ногой. Не желала допускать ревность… Но допустила, нет ли, а на сердце было скверно. Она пыталась всё объяснить с точки зрения нравственности. И объяснила. Уязвлена была её чистота. В её сложной натуре, богатой противоречиями, которым не доводилось ещё сталкиваться, была и пуританская строгость. Впрочем, не религиозное ханжество мешало ей. Воспитана она была отцом-скептиком и вольнодумкой-матерью вне всяких влияний религии и привыкла всё обсуждать. Бесстрашно подвергала критике любые социальные предрассудки. Свободную любовь допускала в теории, допускала — и получалось отлично. Часто, разговаривая с отцом или однокурсниками, она защищала права свободной любви, и к требованиям этих прав даже почти не примешивалось желание, свойственное молодости, — казаться передовой: она вполне искренне считала, что свобода в любви законна, естественна и даже благоразумна. Никогда ей не приходило в голову осуждать хорошеньких девушек-парижанок, которые живут, как им хочется; она смотрела на них куда доброжелательней, чем на дам из своего, буржуазного, круга… Что же её сейчас так огорчило? Ведь Сильвия пользовалась своим правом… Правом? Нет, не её это право! Пусть другие, но только не она! Позволительно это тем, кто стоит не так высоко. К своей сестре и к самой себе Аннета предъявляла — правильно ли, нет ли, — да, правильно! — более строгие требования. Полюбить на всю жизнь — вот что казалось ей высшим благородством сердца. Сильвия пала, и сестра сердилась на неё за это! «Полюбить на всю жизнь? Не тебя ли?.. Ревнивица, кто лжёт тебе!..» И чем больше она ревновала Сильвию, тем сильнее любила. Ведь ни на кого так не сердишься, как на того, кого любишь!
Обаяние милой её сестры потихоньку делало своё дело. Бесполезно сердиться, исправлять Сильвию, надо принимать её такой, какая она есть. И мало-помалу Аннету стало терзать другое чувство: любопытство. Помимо воли, ум её старался представить себе, как живёт Сильвия. Она об этом слишком много думала. Она поставила себя на её место. И смутилась, решив, что это было бы не так уж плохо. Досада и недовольство собой заставили её ещё суровее относиться к Сильвии. Она всё сердилась на сестру и не разрешала себе навестить её.
Аннета не подавала признаков жизни, но это нисколько не беспокоило Сильвию. Она распознала нрав старшей сестры и чувствовала, что Аннета вернётся. Ожидание не тяготило её. У неё было чем заполнить своё сердце. Прежде всего — друг, который, правда, занял лишь уголок сердца и то ненадолго, ну и ещё всякая всячина! Она очень полюбила Аннету. Но ведь прожила же она без неё почти двадцать лет! Можно и ещё несколько недель подождать. Она догадывалась, что происходит в душе сестры. Это её забавляло, примешивались и отголоски враждебности. Две породы-соперницы. Два класса. Сильвия в гостях у Аннеты украдкой сравнивала свою и её жизнь, свои и её условия. Думала:
«Но всё равно, и у меня, знаешь ли, есть крохотные преимущества. Есть то, чего нет у тебя… Ты думала меня удержать, — как же, так и удержишь!.. Да, да, криви свой ротик, дуйся!.. Я, значит, оскорбила твою благопристойность. Ах, какой удар. Аннета, бедняжка!..»
И она хохотала, представляя себе разочарованное выражение лица Аннеты и посылая ей воздушные поцелуи. Она ничуть не огорчалась, хотя и знала, что Аннета мучается, что ей тяжело всё это проглотить. И, словно уговаривая капризного ребёнка съесть полную ложку, лукаво и задорно шептала:
«А ну-ка, малыш, открой ротик! Глотай!..»
Но дело было не только в оскорблённом чувстве благопристойности. Сильвия отлично сознавала, что задела Аннету в другом, в чём та и не сознаётся. И плутовка лукавила, ибо увидела, что она — хозяйка положения, что она будет вертеть сестрой как угодно. «Бедняжка Аннета! Попробуй, отбейся!..» Сильвия была уверена, совершенно уверена, что возьмёт верх над сестрой. Она издевалась, но всё же была растрогана и мысленно шептала сестре:
«Знаешь, злоупотреблять я этим не стану…»
Злоупотреблять не станет? А почему бы и не попробовать? Ведь злоупотреблять забавно! Жизнь — война. Все права — победителю! Раз побеждённый пошёл на это, значит ему так выгодно!
«Довольно! Там будет видно».