Очарованная душа

Сильвия только что пришла. Она размышляла: пыталась разобраться в своём затруднительном положении. Признавала, что всё глупо, но выхода не видела, ибо не допускала мысли, что её может поработить воля Аннеты, не допускала мысли, что Аннету может поработить её воля. В сущности она считала, что Птичка права. Но сдаваться не хотелось. Сильвия была неравнодушна к земным благам. Блага, которыми владела Аннета, немало искушали её, возбуждали зависть, хоть и было это подсознательно. Попробуй побороть себя, даже когда ты независтлива — почти совсем независтлива! Да и можно ли побороть себя, когда твоё молодое тело жаждет радостей, можно ли не думать о том, как бы ты распорядилась состоянием, как воспользовалась бы им, — гораздо лучше, чем тупицы, которым оно с неба в рот упало! И хоть она и не признавалась себе, но была немного зла на Аннету. Впрочем, если тут и была вина Аннеты, то она всячески старалась, чтобы Сильвия простила её. Но Сильвия как раз и не считала нужным прощать. А в этом ведь не признаешься! Каждый из нас в тайниках своей души выпестывает пять-шесть чудовищ-невеличек. Этим не хвастаются, их будто и не замечают, но отделаться от них никто не спешит. Правильнее было бы сказать себе, что её искушали блага, которых у неё нет, но ей хотелось поважничать, прикинуться, будто она их презирает. Вот поважничала, а ничего хорошего не получилось. Нет, Сильвия решительно не испытывала удовольствия от своей победы, щегольнуть было нечем: победила, зато поплатилась собственной шкурой! И всё складывалось особенно тяжело потому, что и в самом деле положение у неё было малоприятное. Сильвии нелегко было выпутаться из беды. Безработных появилось очень много, и, разумеется, предприниматели этим пользовались. Здоровье у неё было не блестящее. От изнуряющей жары (стоял знойный июль), бессонных ночей, плохого питания, противной воды, выпиваемой залпом, она заболела катаром кишечника и дизентерией и теперь очень ослабла. Крыша над её комнатой накалилась от солнца, и Сильвия, опустив жалюзи, полураздевшись, чувствовала, как у неё горит всё тело: ей хотелось дотронуться до чего-нибудь прохладного, охладить руки, и она думала о том, как сейчас было бы хорошо очутиться в доме на Булонской набережной; она была обделена другими богатствами, зато щедро одарена чувством смешного и потешалась над собственной глупостью. Неплохо потрудилась! А ведь они с Аннетой в сущности были всегда и во всём заодно! Заупрямились обе… Господи, какая чепуха! Ни одна не уступит!..

Она-то знала, что никогда не уступит, пусть уж так дурочкой до конца и останется; она усмехалась, вздёргивая побледневшую верхнюю губку, как вдруг до неё из коридора донеслись стремительные шаги Аннеты. Она сразу их узнала, вскочила.

«Вернулась!.. Аннета, родная!»

Не ждала она сестру… Конечно, Аннета лучше её!

Аннета уже вошла. Её лицо пылало от волнения, от жары, от быстрой ходьбы. Она ещё не знала, как поступит, но стоило ей войти — и всё для неё стало ясным. Она задохнулась от духоты, стоявшей в раскалённой полутёмной каморке, и снова её охватил приступ ярости. Она шагнула к Сильвии, — та кинулась ей на шею, — нервными своими руками сжала её влажные плечи и, не отвечая на её поцелуи, раздражённо сказала:

— Я увожу тебя отсюда… Одевайся… И не спорь!

Сильвия всё же спорила, уже просто по привычке. Делала вид, что противится. Но не мешала. Аннета распоряжалась по-своему, одевала её, натягивала ботинки, застёгивала блузку, сердито нахлобучила ей на голову шляпку, вертела её, как пакет. Сильвия твердила: «Не надо, не надо», возмущённо покрикивала для вида, но была в восторге от того, что с ней так обращаются. И когда Аннета одела её, схватила руки сестры, расцеловала их крепко — даже зубы оттиснулись — и, смеясь от радости, сказала:

— Госпожа Буря… Ничего не поделаешь! Подчиняюсь… Увози!..

И Аннета её увезла. Она схватила её за руки своими сильными руками и держала, как в тисках. Они сели в такси. Когда они приехали, Сильвия сказала Аннете:

— Теперь признаюсь: до смерти хотелось к тебе!

— Зачем же ты так упрямилась? — спросила Аннета, сердитая, счастливая.

Сильвия взяла Аннету за руку, согнула её указательный палец и постучала им по своему выпуклому лбу.

— Да, там упрямства немало! — сказала Аннета.

— Похож на твой, — заметила Сильвия, показывая в зеркале на крутые их лбы.

Обе улыбнулись друг другу.

— Нам-то известно, в кого они, — добавила Сильвия.