Комната ждала Сильвию давным-давно. Аннета, ещё не ведая о существовании Сильвии, приготовила клетку для будущей подруги. Подруга так и не появилась; только два-три раза промелькнула её тень. Самобытная натура Аннеты, её манера вести себя то с холодком, то с горячей сердечностью, порывистая и неожиданная резкость, поражавшая в сдержанной её натуре, странности, какая-то неосознанная требовательность, властность, тлевшие в её душе и вспыхивавшие даже в те часы, когда она готова была пожертвовать собой со страстной покорностью, — всё это отпугивало от неё сверстниц, которые, несомненно, уважали её и, говорят, подпадали под её влияние, но — осторожно, на расстоянии. Первой завладела клеткой дружбы Сильвия. Вошла она туда, разумеется, без волнения, зная, что без труда выйдет, — выйдет, когда ей вздумается. Перед Аннетой она нисколько не робела. И комната, в которой она водворилась, ничуть её не удивила. Тогда, в первый свой приход, она по некоторым мелочам — в них сказывалась предусмотрительная заботливость — и по тому, как неловко, смущённо держалась сестра, показывая комнату, догадалась, что всё это предназначается для неё.
Теперь же Сильвия, признав себя побеждённой, — на своё счастье, — не оказывала ни малейшего сопротивления. Она ещё чувствовала слабость после острого кишечного заболевания, и Аннета так баловала свою выздоравливающую сестричку, что та утопала в блаженстве. Был призван врач, он нашёл, что Сильвия малокровна, посоветовал переменить климат, пожить на высокогорном курорте. Но сёстры не спешили покинуть своё общее гнёздышко; они очаровали доктора и вынудили его сказать, что в конце концов и в булонском доме неплохо и что даже в некотором отношении, пожалуй, лучше восстановить силы больной в полном покое здесь, прежде чем подстегнуть их живительным горным воздухом.
И вот Сильвия может вволю нежиться в постели. Давно этого не бывало! Какое наслаждение спать вдоволь, навёрстывать все упущенные сны, а самое чудесное — просто лежать, вытянувшись на отличных тонких простынях, до упоительного онемения во всём теле, искать ногой прохладное местечко в постели! И мечтать, мечтать!.. О, её мечты не улетали в заоблачную высь! Они кружились на месте, как муха на потолке. В них не было стройности. Они двадцать раз плели одно и то же — какой-нибудь случай, план на будущее, мастерская, возлюбленный, шляпка. И вдруг всё погружалось в стоячую воду сна…
— Послушай, Сильвия, да послушай же!.. (Она противилась сквозь сон.) Так нельзя… Очнись!
Полуоткрыв глаза, Сильвия видела лицо сестры, склонившейся над ней, и бормотала, с усилием выговаривая слова:
— Аннета! Разбуди меня!
— Сурок! — говорила Аннета и, смеясь, тормошила её.
Сильвия разыгрывала из себя девочку:
— Ах, мамочка! Что же со мной такое? Всё сплю и сплю!
Любовь Аннеты была так велика, что она по-матерински восторгалась сестрой. Она присаживалась на постель, и ей чудилось, что милая головка, которую она прижимает к груди, — головка её дочери. Сильвия не противилась и жаловалась потихоньку:
— Как бы так сделать, чтобы никогда не работать?
— Ты и не будешь больше работать.
— Вот ещё, как бы не так! — возмущалась Сильвия.
Сон её как рукой снимало, и, высвободившись из объятий сестры, она приподнимала встрёпанную голову и впивалась в Аннету подозрительным взглядом.
— Ну вот, всё воображает, что её хотят задержать насильно! Ступай отсюда, детка! — говорила Аннета, смеясь. — Уходи, если так велит тебе сердце! Никто тебя не держит!
— Тогда остаюсь! — говорил дух противоречия. И Сильвия ныряла в постель, устав от напряжения.
Так, в праздности, прошло всего лишь несколько дней, и Сильвия пресытилась сном; настала пора, когда её уже нельзя было удержать на месте. Она целыми днями слонялась, полуодетая, в Аннетиных туфлях, в которых тонули её босые ноги, в Аннетином халате, который она подбирала наподобие тоги, с голыми руками и икрами; она переходила из комнаты в комнату, всё рассматривая и всё обследуя. У неё не особенно сильно было развито понятие о «твоём». (О «моём» — дело другое!) Сестра ей сказала: «Ты — дома», — и она поймала её на слове. Она повсюду рылась. Всё перетрогала. Часами плескалась в ванной комнате. Осмотрела каждый уголок. Однажды Аннета увидела, что сестра уткнулась в её бумаги, — впрочем, они надоели Сильвии быстро. Как-то озорница устроила набег на комнату тётки, ошеломила старушку, перевернула всё вверх дном, сдвинула с места все вещи, приласкалась к их владелице (которая с трепетом следила за каждым её движением), оставила всё в беспорядке и, приведя в умиление и негодование старую деву, убежала.