Очарованная душа

Но Сильвия не всегда была так миролюбиво настроена: бывало, что она с пеной у рта отстаивала героя какого-нибудь бульварного романа или пошлый романс, видела в нём последнее слово в области искусства или чувств. Она всё же вынудила старшую сестру признать достоинство или, скорее, признать будущее за одним из тех жанров, которые Аннета до сих пор упорно отрицала, хоть и совсем не знала: Сильвия была без ума от кино и смотрела все фильмы без разбора.

Случалось, что Сильвия не могла понять красоту книги, которую они обе читали, но иные страницы воздействовали на неё сильнее, чем на Аннету, — ведь Сильвия лучше знала жизнь, сестру же её неприкрытая правда приводила в замешательство. А жизнь и есть Книга Книг. Не всякому дано прочесть её. Каждый носит её в себе, и написана она вся, от первой до последней строчки. Но разберёшься ты в ней лишь в тот день, когда суровый учитель, Опыт, научит тебя её языку. Сильвия училась ему с малолетства и читала бегло. Аннета начала учиться поздно. Усваивала она медленно, зато знания её были глубже.

Лето в том году стояло на редкость знойное. К середине августа пышные деревья в саду пожелтели. Душными ночами Сильвия вытягивала губы, всасывая воздух. Силы у неё восстановились, но была она ещё бледненькой и плохо ела. Она всегда была плохим едоком, и если бы ей дали волю, не обедала бы, а довольствовалась в иные дни мороженым и фруктами. Но Аннета была начеку. Но Аннета сердилась. Много забот было у Аннеты. И вот она в конце концов решила отправиться в горы, хоть и откладывала поездку с недели на неделю, в глубине души надеясь, что удастся её избежать. Ей хотелось, чтобы сестра принадлежала только ей всё лето.

Отправились они на курорт в Гризон. О нём Аннета сохранила чудесное воспоминание, была там давным-давно — прелесть какая гостиница, совсем простая, а вокруг успокаивающие душу пейзажи в пасторальном стиле, от всего веет старой Швейцарией. Правда, за несколько лет всё изменилось. Появился рой гостиниц. Возник целый городок вычурных отелей. В луга врезались автомобильные дороги, а в лесах слышно было лязганье трамвая. Аннете хотелось бежать. Но ведь они целые сутки проторчали в душном вагоне, утомились; не знали, куда теперь поехать; хотелось одного — вытянуться, лежать не двигаясь: хоть и всё здесь изменилось, зато воздух по-прежнему был чист, словно хрусталь, и Сильвия лакомилась им, как лакомилась мороженым, которое слизывала из стаканчика, стоя у тележки продавца среди гомона парижских улиц. Решили так: останутся на несколько дней, пока не спадёт жара. А потом привыкли. И нашли, что тут хорошо.

Сезон был оживлённый. Посмотреть игру в теннис слеталась неугомонная молодёжь разных национальностей. Устраивались вечера с танцами, спектакли. Жужжащий улей бездельничал, флиртовал, щеголял. Аннета обошлась бы без этого. Но Сильвия веселилась от всей души, сияла от удовольствия, и это передалось Аннете. Настроение у сестёр было отличное, и не хотелось отказываться от развлечений, до которых так падка молодёжь.

Были они молоды, веселы, каждая была по-своему привлекательна, и их сразу окружили поклонники. Аннета похорошела. Спортивные игры на воздухе подчёркивали её прелесть. Она была прекрасно сложена, сильна, любила ходить, увлекалась спортом, была блестящей партнёршей в теннисе — верный глаз, гибкие ноги, проворные руки, молниеносные ответные удары. Обычно жесты её были скупы, но в нужную минуту она горячилась, и её отдачи ошеломляли. Сильвия приходила в восторг, хлопала в ладоши, когда видела прыжки Аннеты, гордилась сестрой. Она восхищалась искренне — ведь в этой области она даже не пыталась состязаться с ней: хрупкая парижанка не была создана для спортивных игр, да они и мало её привлекали — столько надо было двигаться! Она находила, что куда приятнее — и, главное, благоразумнее, — оставаться зрительницей. Времени она даром не теряла.