Очарованная душа

Она всё поняла. Аннета увидела Туллио, сидевшего в холле, и направилась прямо к нему. Он тоже понял, что положение изменилось. Она села рядом с ним. Заговорила о вещах самых незначительных. Высоко держа голову, полная презрения, Аннета смотрела в одну точку и старалась не встречаться с ним взглядом. Но у него не было сомнения: её взгляд стремился к нему. Словно избегая слишком яркого света, её глаза, полузакрытые голубоватыми веками, спрашивали:

«Хочешь, чтобы я была твоей?»

А он рассматривал свои ногти, с самодовольным видом говорил какие-то глупости и, поглядывая, как кот, на её тело, на упругие груди, допытывался:

«Ты ведь тоже этого хочешь?»

«Я хочу, чтобы хотел ты», — был ответ.

Сильвия не колебалась. Покружила по холлу, подошла и села между Аннетой и Туллио. Аннета была возмущена, взгляд выдал её — один взгляд: его было достаточно. Она посмотрела на сестру в упор, и Сильвия прочла в её взгляде презрение. Она прищурила глаза и прикинулась, будто ничего не заметила, но ощетинилась, как кошка, через которую пропустили электрический ток: она улыбалась, а готова была кусаться. Начался поединок — поединок втроём, притворно любезный. Сильвия, казалось, перестала существовать для сестры: Аннета не обращала внимания на её слова, разговаривала через её голову с Туллио, который чувствовал себя неловко; а если старшей сестре всё-таки приходилось выслушивать младшую, потому что она трещала без умолку, Аннета улыбкой или ироническим замечанием подчёркивала погрешности языка, которыми ещё пестрила речь Сильвии (лисичке пока не удалось выполоть их из своего лексикона).

Сильвия была смертельно оскорблена и не видела уже в Аннете сестру, а видела лишь соперницу; она думала:

«Подожди, ты у меня попляшешь».

Приподняв губу, она оскалила клычки:

«Око за око, зуб за зуб… Нет, два ока за око…»

И ринулась в бой.

Как неосторожна была Аннета! Чувство собственного достоинства не обременяло Сильвию: всякое оружие было для неё приемлемо — лишь бы выиграть. Аннета, закованная в латы гордости, сочла бы себя униженной, если бы Туллио заметил даже намёк на её чувство. Сильвию же не стесняли такие мелочи; пусть кавалер увидит, как они состязаются: это ему польстит.

«Что же ты предпочитаешь? Нравится ли тебе великолепное презрение, или нравится, чтобы тобой восхищались?..»

Она знала: мужчина — животное тщеславное. Туллио был падок на лесть. Сильвия на неё не скупилась. С простодушным, спокойным бесстыдством плутовка расхваливала совершенства молодого курортного Гаттамелаты: его фигуру, ум и одежду. Одежду главным образом — она угадала, что ею он дорожит больше всего. А он обожал похвалу. Разумеется, он сам знал, что красив, ну, а громкое имя отчасти заменяло ум. Но вот костюм был его собственным творением, и он не мог равнодушно отнестись к одобрению всеведущей парижанки. Сильвия, глядя на него взглядом знатока, посмеивалась про себя над его простоватым вкусом и любовью к ярким сочетаниям, а восхищалась всем — с головы до пят. Аннета сгорала от стыда и гнева — сестра хитрила так явно, что она спрашивала себя:

«Как он переносит всё это?»

А он переносил отлично. Туллио упивался лестью. Сильвия, осматривая его сверху донизу, перешла от оранжевого галстука к лиловому поясу, к зелёным в золотистую полоску носкам и тут сделала передышку: у неё были свои соображения! Восторгаясь изяществом ног Туллио (он ими очень гордился), она выставила свои прехорошенькие ножки. Шаловливо и кокетливо приблизила она их к ногам Туллио, стала сравнивать, приоткрывая свои ноги до колен. Потом повернулась к Аннете, откинувшейся на качалке с презрительным видом, и произнесла с чарующей улыбкой:

— Душечка, а ну-ка покажи свои ножки!

И рывком подняла подол её платья — показались топорные лодыжки бочонком, не очень изящные ноги. Только на две секунды. Аннета вырвалась из коварных коготков, и они, вполне довольные собой, спрятались. Туллио всё видел…

На этом Сильвия не успокоилась. Всё утро она изощрялась в сравнениях, делала их как бы нечаянно, но они были не в пользу Аннеты. Будто взывая к утончённому вкусу Туллио, она то и дело просила его взглянуть на воротничок, блузку или шарфик, привлекая его внимание к тому, что у неё было всего красивее, а у Аннеты — всего хуже. Аннета дрожала и с непроницаемым видом еле сдерживалась, чтобы не задушить её. Сильвия, как всегда обворожительная, между двумя предательскими выходками прижимала пальчики к губам и посылала Аннете воздушный поцелуй. Но временами молнии их взглядов скрещивались.

(Аннета): «Презираю тебя!»

(Сильвия): «Возможно. Но любит он меня!»

«Нет! Нет!» — возмущалась Аннета.

«Да! Да!» — твердила Сильвия.

Они переглядывались с недобрым задором.

Аннета не в силах была долго скрывать неприязнь под улыбкой, как змею под цветами. Ещё немного — и она закричала бы. Внезапно она покинула поле битвы. Ушла с высоко поднятой головой, напоследок бросив на Сильвию взгляд-вызов. Насмешливые глаза Сильвии ответили:

«Поживём — увидим».